Флатус. Клим Вавилонович Сувалов

обычного. По моему мнению, Чудновский был не на своем месте. Полностью некомпетентный, не учившийся в полицейской школе, но как-то доросший до звания полицмейстера. Мною было предпринято больше десяти попыток получить его личное дело, но все тщетно. В архиве я слышал одну отговорку: “Служебные документы Алексея Николаевича хранятся у губернатора”. Подозреваю, что Чудновскому докладывали о моем любопытстве, но он до сих пор ничего не предпринял, чтобы меня приструнить.

      Ход моих размышлений прервался, когда повозка подъехала к полицейскому участку. Громко выдохнув, Алексей Николаевич направился к зданию. Внутри участка творился хаос. Нервные сотрудники суетливо бегали по огромному залу и напоминали мне муравьев, чей дом разрушила нога хулигана. Пару раз в меня врезались случайные полицейские с горами бумаг в руках. Толстый городовой Потапченко спешно выводил из участка пожилую даму, молящую угомонить пьяного зятя, но в ответ получала лишь безразличное “вот голову разобьет, тогда и приходите”. Возле кабинета Чудновского сидели два секретаря, с хрустом жующие разорванные листы бумаги. Рядом со мной прошел комендант Стремошкин. Он уносил здоровый ящик с пустыми бутылками в подвал, тяжело пыхтя. Я заметил, как двое пьяниц в наручниках, которые сидели у его стола, облегченно выдохнули.

      – Что здесь происходит? – грозно спросил Чудновский молодого парнишку, которого выловил из бесноватой суматохи.

      – Алексей Николаевич, – начал тараторить тот, – к нам губернатор едет!

      Лицо полицмейстера изменилось. Вместо легкого недоумения появилась гримаса ужаса, и, сорвавшись с места, он побежал в свой кабинет. Немного опешив, я направился за ним. Баклажаны, которые Чудновский засушивал в углу своего кабинета тут же полетели в окно под раздосадованные стоны полицмейстера. Он подбежал к своему столу и скинул с него грязную кофейную чашку, прилипшую к листу бумаги. Я принялся собирать с пола осколки, пока Алексей Николаевич искал свой значок полицмейстера. Мой взгляд упал на бумагу, на которой стояла чашка. Жирными буквами на листе было выведено слово “ПРИКАЗЫВАЮ”. Бегло пробежав взглядом, я понял, что это обвинительный приговор по делу ростовщика, убившего свою жену еще в конце мая. Припомнилось мне, что мы этот приговор ищем уже второй месяц, а он, как оказалось, был подставкой для чашки кофе.

      Когда я выкинул осколки, Чудновский продолжал судорожно искать свой значок.

      Но вдруг из большого зала раздался оглушительный рев:

      – Встать!

      Приехал губернатор. Чудновский замер на долю секунды, пронизывая стену стеклянным взглядом, потом резко полез в ящик стола, не отводя взор от двери кабинета.

      Я не знаю, как ему это удалось, но стоило в кабинет войти губернатору, как нечто похожее на значок уже висело на груди полицмейстера.

      – Ваше высокопревосходительство! – прокричал Алексей Николаевич, встав по стойке смирно.

      Губернатор города Люберск, Максут Беляковскый, предстал передо мной впервые.