Симфония времени и медные трубы. Юрий Юренев

займётся подготовкой нотного материала, теперь он многое знает, не страшен ему ни развод караулов, ни встречные марши. Трусков даст бумаги, время выкроится, полегоньку, без гонки, сделает он хорошо продуманные партитуры, распишет голоса, а там, глядишь, сбудется и обещанное Смеляком. Пожалуй, верно говорили и Трусков, и Смеляк. Всему будет своё время. А пока – будем готовиться!

      Егоров встал, привёл себя в порядок, пошёл в штаб. Трусков посмотрел на него.

      – Ну что? Не терпится? Или тоска заела? – спросил он.

      Но Егоров ответил ему, что жаль терять время, что значительно лучше будет, если он займётся делом, но что сначала он просит сообщить ему почтовый адрес части, надо сообщить о себе жене.

      Адрес был короток и суров. Начинался словами «действующая армия», затем шёл четырёхзначный номер полевой почты, а затем уже фамилия и имя. Егоров написал довольно подробное письмо, сообщил в нём, что кругом хорошие люди, что беспокоиться о нём пока что нет надобности, а о всех изменениях в его судьбе он будет своевременно сообщать. И почти одновременно с окончанием письма в штаб вошёл полковой почтальон, который взял и егоровское письмо. После этого Егоров попросил у Трускова бумаги, линейку и в стороне от штабников начал линовать себе на запас нотную бумагу. Работа началась!

      На другой день, после завтрака, Трусков, обратившись к Егорову, сказал:

      – Есть для вас дело! Как и говорил капитан Смеляк, помочь мне. Нет возражений?

      – Готов в любую минуту. Что надо делать?

      Трусков составлял план тактических учений. Это трудоёмкая, кропотливая работа. К участию в ней и привлёк Трусков Егорова. Спокойно и методично Трусков объяснил Егорову всё, что он должен был сделать в помощь ему, и Егоров с полной ответственностью погрузился в работу.

      В штабе было тихо. Издали доносилось пощёлкивание счётов в кабинете начфина, да изредка Соломский, оторвавшись на минуту от своих папок, отпускал какую-нибудь шутку. Но вдруг довольно бурно распахнулась дверь, и в комнату шумно вошёл высокий, плечистый старший лейтенант, с лицом, изрытым оспой, красным, с белыми, выцветшими волосами, с узкими глазами, окаймлёнными белыми ресницами.

      Увидев вошедшего, несмотря на его невысокий чин, все присутствовавшие в комнате встали. Встал и Егоров.

      – Сидайте, ладно! – хрипловатым голосом произнёс вошедший. – Пишете всё? Ну пишите, пишите. Что у вас тут накопилось? Где подписываться, а то опять уйду!

      – Вот новый командир у нас, – сказал Трусков. – Знакомьтесь, товарищ Егоров. Это исполняющий обязанности начальника штаба полка, старший лейтенант Завернихин. А это техник-интендант первого ранга Егоров, прибыл на должность военного капельмейстера полка.

      – Да ну? – сказал Завернихин, протягивая руку. – Капельдудкин? Здорово, дудок нет, а капельдудкин есть! На какого же лешего он прислан? – без стеснения говорил он, не глядя на Егорова.

      – Прислан он штадивом, а уж штадив, очевидно, знает, что делает. Выражаясь вашим языком,