Симфония времени и медные трубы. Юрий Юренев

Ежедневно оркестр выходил играть развод караулов, процедуру длительную, так как караул был большой, постов было много! Капитан Безродный часто давал задания Егорову играть на строевых занятиях того или иного батальона, словом, музыка звучала в части не переставая, оркестр жил полнокровной жизнью, и не было такого человека в части, который бы не говорил: «Ну, наши музыканты молодцы, без них плохо было бы!» – это, конечно, было высшей оценкой оркестру.

      А теперь добавилась ещё одна обязанность. Подготовленные команды вместе с боевой техникой надо было отправлять на передний край, где эту технику с нетерпением ждали. Майор Рамонов решил, что эти команды надо провожать с почестями.

      – Давайте их провожать на посадочную платформу с музыкой. Они, конечно, достойны всякого внимания и уважения с нашей стороны! – так сказал он Егорову.

      И это выходило очень хорошо! Ещё до отхода эшелона от платформы почти все уезжающие подходили к оркестру, благодарили музыкантов, жали им руки. Прощались по-братски! А когда эшелон медленно двигался вдоль платформы, оркестр играл один из своих любимых маршей, «Ленинский призыв», один из лучших маршей Чернецкого, главного инспектора военных оркестров Красной Армии.

      Много командиров и солдат подходило к Егорову и высказывало свои пожелания послушать те или иные песни, бытовавшие в дни войны и распространившиеся уже в частях. Много названий было: «Синий платочек», «В землянке», «Парень кудрявый», «Два Максима» и пр. Как водится, нот этих песен не было, и достать их было негде! Но Егоров как-то уже привык к тому, что заботиться обо всех вещах, нужных для жизни, надо было самому, меньше всего возлагая надежды на помощь со стороны Инспекции военных оркестров. Просто Егорову приходилось записывать эти песни, гармонизировать и оркестровать их. Жалобщиков не было. Правда, все эти песни были несложными, пожалуй, даже примитивными! Когда, уже в дальнейшем, Егоров увидел эти песни напечатанными, он не нашёл в них большого расхождения со своими обработками. Главное же было то, что слушатели оставались довольными и благодарными.

      Словом, оркестр полностью вошёл в жизнь части, и уже трудно было представить часть эту без оркестра.

      И вот в это время как-то очень обидно стало за Петрова, за того самого Петрова, который в первый день своего появления в части рекомендовал себя Егорову как солиста, знатока и непревзойдённого мастера. Старшиной Сибиряковым он был «откомандирован» в штаб части как бессменный сигналист, и Петров, который в первые дни становления оркестра чувствовал себя на «особом положении», мол, «я-то уже работаю», «я-то при штабе», «на начальстве», «мы с командиром», – теперь начал ощущать свою отверженность от оркестра, то, что те знаки внимания, которые оказывались оркестру и командованием, и слушателями, – к нему-то не относятся, и что фактически он только числится по оркестру, а на деле-то – не музыкант, болезненно стал ощущать в самом себе! Теперь он стал чаще заходить в оркестровый домик, а однажды рано утром, проходя