Симфония времени и медные трубы. Юрий Юренев

и обнял торопливо немолодую уже женщину, вот Ильин и Шехорцов тоже торопливо выскочили из рядов. Они сейчас же стали на свои места, а женщины почти бегом спешили сбоку, на почтительном расстоянии, не сводя глаз со своих близких, спотыкаясь и чуть не падая. И ещё раз подумал он, как хорошо, что его Макси здесь нет в это время. Как бы было тяжело…

      Как это ни странно, но, очевидно, информация в городе была поставлена на очень высоком уровне. Провожающих становилось всё больше и больше. Когда подходили к вокзалу – собственно, не к вокзалу, а к платформе, вероятно, считающейся воинской, – было уже совсем темно. Провожающих же было просто много! Роты начали разводить по вагонам. К Егорову подошёл капитан Безродный и предложил ему вести музвзвод в отведённый ему вагон. Товарный вагон – с нарами, без освещения – уютом не привлекал.

      – Направьте людей за продуктами в вагон-склад, он в середине состава, назначьте дежурных, старшим по вагону пусть будет старшина, а сами как хотите, можете идти в вагон комсостава или оставайтесь со своими людьми. Имейте в виду, что наш вагон в точности такой же, – добавил Безродный.

      Егоров, с сожалением оторвав Сибирякова от его жены, передал ему распоряжение Безродного. Старшина выслушал, окликнул Кухарова – его никто не провожал, и они в сопровождении семейства Сибирякова пошли за продуктами.

      Кругом стоял шум прощания. Плакали женщины, кричали по-разному дети… Всё это в темноте, в суматохе. Вот пришли и Сибяряков с Кухаровым, сложили принесённое в вагон. Сибиряков опять окружён своей семьёй.

      Горькое чувство одиночества охватило Егорова. Вот ведь… всех провожают, а он один и некого ему поцеловать, некого обнять перед отъездом.

      – Что, Егоров?! Переживаете?! – спросил его знакомый хрипловатый голос.

      Майор Рамонов стоял рядом.

      – Вы ведь женаты, Егоров! Где ваша жена?

      – Осталась в Т**, а дочка наша у бабушки, недалеко от города В**.

      – Очень хорошо. А вот мои дочки вместе с мамой где-то… а где, я и не знаю. Когда меня вызвали в Москву, они оставались в Бресте, а вы, вероятно, знаете, что получилось в Бресте 22 июня… – Рамонов молча пошёл вдоль вагонов.

      Горе Егорова померкло перед скрытым горем этого мужественного, всегда такого подтянутого человека. Сколько людей уже испытывают горе, и скольких людей это горе ещё ждёт…

      – По вагонам!.. – раздалась команда. Люди стали подниматься в вагоны и перекликаться с провожающими. Поднялся в вагон и Егоров, но шум прощания ещё долго не умолкал. Наконец послышался резкий свисток, короткий отрывистый гудок паровоза, и поезд медленно пошёл. Но состав этот не ушёл далеко. Он отошёл от воинской платформы, поманеврировал по путям станции и в конце концов остановился где-то в закоулке. Провожающих уже не было. Некоторые музыканты смотрели в открытую дверь, кое-кто устраивался спать. Ужинать никто не захотел. Через полчаса все уже спали. А поезд пошёл только в два часа ночи. Он быстро взял разгон и шёл на предельной почти скорости. Куда он шёл – никто этого