И солнце взойдет. Она. Варвара Оськина

она и под непонимающим взглядом побрела в сторону приоткрытой двери. Вряд ли Энтони ждал чего-то подобного, но ей требовалось время.

      На ходу она повесила на вешалку тяжёлое мужское пальто, полностью влажная куртка отправилась в корзину с грязным бельем, ну а мокрый шерстяной свитер оказался с наслаждением стянут ещё до того, как закрылась дверь в ванную. Теперь он жёлтым пятном валялся на кафельной плитке, и всегда аккуратной Рене было на это плевать. Она впервые хотела что-нибудь пнуть или разбить, поскольку ругань уже не помогала, но вместо этого уселась на холодный бортик обшарпанной ванной и вытянула нывшие от затаившейся температуры ноги.

      На самом деле, собственная чистота и комфорт волновали гораздо меньше, чем необходимость остаться наедине с мыслями. К такой правде Рене оказалась не готова. Мозг пребывал в печальной апатии и вяло выдавал факт за фактом, пока она мыла голову. Безусловно, Тони нарушил все врачебные принципы. Но он был человеком, на на чью совесть повесили тонну вины и ответственности, которой он не заслужил. Его пытались назвать убийцей, но при этом Тони спас больше жизней, чем прожил на свете дней. Он загадка для этики, у которой нет и не будет ответа. Впрочем, Ланг в нём и не нуждался. Наоборот, день за днём усугублял сложность своей ситуации и культ вины, продолжив заниматься саморазрушением.

      На этой мысли Рене замерла, осознав, что хорошо знакома с подобным чувством. Бесконечный поиск причины, чтобы считать себя виноватым, когда знаешь, что сделал бы это снова. Поднял нож, опустил скальпель, отступил или сбежал. О, уж она-то прекрасно понимала, какие именно сны видел по ночам доктор Ланг. Отчего просыпался с желанием размозжить свою голову, лишь бы больше не думать. И теперь ясно, почему Энтони брал самые сложные случаи. Но, право слово, тысяча чужих жизней не вернёт обратно убитого тобою или умершего за тебя. Что же, Рене действительно не психиатр. Только вот они с Тони оказались слишком похожи…

      – Ох, глупый… мой глупый гений.

      Из ванной она вылетела через несколько минут, на ходу завязывая пушистый халат, однако Ланга в гостиной не обнаружила. Он нашёлся на кухне, по локоть в невесть откуда раздобытой муке и рядом со скворчащей на плите сковородкой. На соседней конфорке грелась кастрюля с чем-то неведомым, на маленьком столике среди грязной посуды лежал распотрошённый пакет из аптеки. По дому разносился аромат корицы и сахара.

      – Ты голодна? – как ни в чём не бывало спросил Тони. Ловко перевернув на сковороде кусок сладко пахнущей еды, он бросил взгляд в сторону замершей на пороге Рене. Как будто ничего не случилось, ни двух разговоров, ни откровений. Похоже, когда доктора Ланга не накрывал душный сплин, он вполне хорошо жил на своём кладбище.

      – Да… я… что это?

      В желудке Рене предательски заурчали остатки полуденного злакового батончика. Однако вместо ответа Энтони уверенно открыл холодильник, окинул тот скептическим взглядом и выудил из дверцы два пятнистых банана.

      – Эй! Ты жаришь тараканьи лапки? Или паучьи головы? Потому что больше