И солнце взойдет. Она. Варвара Оськина

вдруг как-то напряжённо замер, словно сомневался в её словах, а потом вовсе нахмурился и отступил. Рене же, поколебавшись мгновение, на прощание коснулась его тёплой руки и зашагала в сторону автобусной остановки. Её никто не стал догонять. Да и зачем? Пока разговаривать было не о чем.

      Застеклённый каркас остановки встретил наваленными по углам сугробами и скамейкой, до которой долетала редкая снежная крошка. Рене смахнула ее рукавом и тяжело опустилась на ледяной пластик. Разумеется, общественный транспорт уже не ходил, но здесь можно было укрыться от падающего стеной снега и вызвать такси. Поёжившись от зябкой сырости, которая налетала с каждым порывом ветра, Рене поглубже закуталась в толстую куртку.

      «Ну и что теперь делать?»

      Прикрыв глаза, она сначала упёрлась спиной в холодную стенку, а потом вовсе с ногами забралась на сиденье. Удивительно, но в душе царил покой. Пока тело потряхивало от пережитых эмоций, холода и усталости, а голова попросту отказывалась думать, сердце билось ровно и уверенно. Оно словно не обратило внимания на свалившиеся откровения, продолжив и дальше разносить по венам влюбленность. Хотя обида осталась. Сидела занозой под ногтем, так что придётся подождать и изрядно помучиться, прежде чем она наконец исчезнет из жизни. Оставался вопрос: будет ли ждать вместе с ней Тони? От мысли, что ему ни к чёрту не нужна обиженная девчонка, с которой придётся возиться, в душе поселилась тоска.

      Рене спрятала нос в высоком вороте и зажмурилась. Ей хотелось бы плюнуть на всё, легко оставить в прошлом Чарльза Хэмилтона и Викторию, чтобы с головой нырнуть в то, что, кажется, грозило перерасти в отношения. Однако она не могла. Иначе предала бы память, выбранные однажды цели и собственную натуру, которая не терпела подобной несправедливости и обмана, даже если выяснилось, что это всего лишь недосказанность. Что страшнее: ложь в глаза или умалчивание за спиной? Господи! Слишком сложно, чтобы решать это во втором часу ночи после почти трёх суток без сна. Рене вновь содрогнулась. Пора было выбираться отсюда и ехать домой, но тело слишком окоченело. Попытка высунуть из манжета правую руку обернулась резким ознобом, от которого застучали зубы. Чёрт, не заболеть бы перед самыми слушаниями!

      Неожиданно тишину нарушила знакомая поступь. Даже снег под ботинками Ланга скрипел как-то иначе, чем у других. Но поднять голову Рене не рискнула. Её отчаянно колотило, и она старалась сохранить хотя бы какие-то крохи тепла, сжимаясь в ещё более тугой комок. Неожиданно скрежет сменился стуком подошвы о твёрдый асфальт, и поблизости кто-то замер. Рене услышала шорох одежды, когда рядом опустился на корточки Энтони, прежде чем осторожно коснулся затянутой в тонкие джинсы лодыжки.

      – Пойдём, – произнес он. – Ты очень устала. Давай я отвезу тебя домой, а завтра мы обо всём поговорим.

      Рене лишь кивнула, поскольку уже, наверное, вся улица слышала дробный перестук её зубов. А в следующий момент плотный кокон, который она являла собой, неожиданно взмыл