Увечные механизмы. Анастасия Орлова

пара.

      Паровозы пробуждались по-разному. Кто-то откликался быстро и с радостью, словно уже заждался своего пробуждающего, кто-то долго и недовольно ворчал и поскрипывал, а этот локомотив – пел: Сурьма чувствовала, как он гудит себе тихонечко на одной ноте какой-то простенький мотивчик, и мысленно ему подпевала. «Гори, железное сердце чудовищно прекрасного не-зверя, гори, я стану тебе огнём!»

      Для Сурьмы живые локомотивы не были бездушными машинами, но и причислить их к определённой разумной форме жизни – например, к животным – не получалось, поэтому она звала каждого из них «не-зверь».

      – Ну так как насчёт того, чтобы ответить на вопрос, заданный мною едва ли не вчера? – поинтересовалась Сурьма, приоткрыв один глаз.

      – Ты работай. Не буду отвлекать байками, – ответил Никель.

      – Я и работаю. В резонанс вошла. Пока разогреваю не-зверя, моего внимания хватит и на тебя. Что ты чувствуешь, когда ты с ней?

      Никель ненадолго задумался.

      – Как будто моё сердце – не сердце вовсе, а бокал игристого, – наконец сказал он.

      – Шипит и пузырится?

      – Вроде того. От этого радостно и немного щекотно. И дух захватывает. И петь хочется. Тебе ведь знакомо это чувство?

      – Знакомо… – Сурьма мечтательно улыбнулась. – Ты очень верно сравнил с игристым! Всё так: и это приятное покалывание, и искры чистого восторга. Именно это я и ощущаю, когда резонирую с паровозами.

      – Э-э-э, – недоумённо протянул Никель, – вообще-то я имел в виду твоего жениха…

      – Ах, да! – Очередь краснеть дошла теперь и до сестры. – Да. Астата, да. Конечно.

      – Раз сама влюблена, должна и меня понять, – подмигнул ей брат, – и прикрыть.

      Сурьма вздохнула, глянула на него с укором: опять, мол, за своё.

      – В отличие от тебя, Ник, я помолвлена с мужчиной своего круга и голову никому не морочу! А ты только разобьёшь нашей маленькой горничной сердце, и она в отместку выболтает кому-нибудь о… Ну, сам знаешь, о наших семейных делах. Матушка с ума сойдёт, если всё откроется!

      – Ох, не начинай, пожалуйста! Сердец я никому разбивать не собираюсь, и никто с ума сходить не будет, потому что ничего никуда не всплывёт!

      – Тогда прекрати этот дурацкий роман, пока всё не зашло слишком далеко!

      – Да как же ты понять не можешь, Сурьма…

      – Я всю жизнь Сурьма! – перебила она, и в её волосах вспыхнула искра статического электричества.

      Близнецы уставились друг на друга в молчаливом противоборстве, будто мерились силой взглядов, как мужчины за барными столами меряются силой рук. Сурьма была натурой более страстной, и сейчас в её глазах плескалось негодование едва ли не в высшей своей степени. Никель отвечал ей взглядом спокойным и добрым, но было ясно: он не уступит и всё равно сделает по-своему.

      – Я в любом случае уйду сегодня вечером, но без