Без ума от диско. Мария Серрадо

будет искать способы ее подпитывать. Давить на жалость – это почти всегда помогало, все-таки это одно из очень немногих чувств, которые люди ко мне испытывали, и самое мощное из них.

      Симон так и стоял у окна с пустым стаканом в руке. И чего он ждал? Я все еще здесь, а не за дверью, и это хороший знак. Я попыталась включить экран, но он был еще заблокирован, и пришлось кнопкой открывать часы в комнате – время было 18:24.

      – Помнишь, как мы сбежали? – спросила я, пытаясь уловить в его недвижимой фигуре хоть какое-то изменение.

      Он был черно-белым. Не в плохом смысле, просто он был именно черно-белым, тогда как я была только белой. Черные волосы – это всегда красиво. Он даже походил на какого-то знаменитого певца, но я не могла вспомнить, кого именно, и эта мысль тянула за собой другую, которая никак не хотела формироваться. Я пыталась вытянуть ее удочкой из глубины, но что-то мешало ей выйти наружу.

      – Да, помню.

      – На нашем этаже было двадцать восемь человек. Двенадцать камер по двое и четыре одиночки. И ты говорил, что знал всех, кто в них был. Почему ты предложил бежать только мне?

      Белые решетки вряд. Мы сбежали, а «клуб двадцать семь» остался. И, хоть официально это не признавали, мы оба знаем, что все они погибли. Остались только мы.

      Симон повернулся ко мне, и я увидела немного смущенное удивление на его лице.

      – А разве это не очевидно? – спросил он.

      Я сделала вид, что задумалась.

      – И правда. Потому что у меня фантазия девяносто семь. Какой глупый вопрос. Наверное, мне лучше уйти, – сказала я, не дожидаясь его реакции. – Только заберу свои вещи.

      Я вышла из комнаты, прошла несколько метров по освещенному золотистыми бра коридору и завернула в гардеробную, где сразу открыла нужные отделения и вытащила свою одежду. Из шкафчика сбоку забрала разную мелочь, которую даже не рассматривала, а просто сгребла одним движением. Все это я бросила в черный пакет, который напоминал мешок для трупа. Потом я зашла в угловую ванную и выгребла из шкафчика все свои банки и флаконы. Комната моментально стала чужой и стерильной, будто меня здесь никогда и не было. Пару минут я просто стояла там, расставаясь с милой плиткой с русалками.

      Не успела я развернуться и уйти, как свет в доме погас. Я подумала, что это очередное переключение в режим энергосбережения, но никакого аудиооповещения не последовало, ни один индикатор не загорелся.

      – Симон! – позвала я. – Ты где?

      – Здесь, – ответил он откуда-то издалека, и его голос звучал глухо, как из подвала.

      – Когда электричество включат? Ничего не вижу, надо найти фонарь.

      – Электричество? – Его голос теперь был совсем рядом. – Со светом все в порядке.

      – Что?

      Я повернулась на голос, но все так же ничего не видела.

      – Не может быть, – произнес он медленно, делая паузу между каждым словом. – Мне обещали, что ничего подобного не будет.

      Я выбежала из ванной в коридор, слегка задев