И прольется кровь. Ю Несбё

толкать меня, а просто содрали бы с головы рясу, убедились, что я тот, кто им нужен, и проперчили бы меня, как протухший голубец.

      Я осторожно сдвинул рясу с лица.

      Лицо, глядевшее на меня сверху, было веснушчатым, курносым, с пластырем над бровью и светлыми ресницами вокруг необыкновенно голубых глаз. Оно было обрамлено жестким ежиком рыжих волос. Сколько ему может быть лет? Девять? Тринадцать? Понятия не имею, я вообще плохо разбираюсь в детях.

      – Тебе нельзя здесь лежать.

      Я огляделся. Кажется, он один.

      – Почему это? – невнятно пробормотал я.

      – Потому что мама будет здесь мыть.

      Я поднялся на ноги, свернул рясу, снял с ограды пиджак, ощутив тяжесть пистолета в кармане. Левое плечо пронзила боль, когда я стал засовывать его в рукав.

      – Ты с юга? – спросил мальчик.

      – Смотря что называть югом.

      – То, что находится к югу отсюда.

      – Отсюда все находится к югу.

      Мальчишка склонил голову набок:

      – Меня зовут Кнут. Мне десять лет. А тебя как зовут?

      Я собирался назвать какое-нибудь имя, и решил остановиться на вчерашнем варианте. Ульф.

      – Сколько тебе лет, Ульф?

      – Много, – ответил я, потягивая шею.

      – Больше тридцати?

      Дверь в ризницу открылась. Я повернулся. Вошедшая женщина остановилась и уставилась на меня. Первое, о чем я подумал: «Она слишком молода для уборщицы». Женщина выглядела крепкой. На ее руке, в которой она держала наполненное до краев ведро, проступали вены. У нее были широкие плечи, но тонкая талия. Ноги ее были скрыты старомодной черной широкой юбкой. Второе, что бросилось мне в глаза, – это волосы. Длинные и такие темные, что блестели в свете, попадавшем в помещение через высокие окна. Они были прихвачены простенькой заколкой.

      Женщина снова начала движение в мою сторону, стуча башмаками по полу. Когда она подошла достаточно близко, я увидел, что у нее рот красивой формы со шрамом от операции по исправлению заячьей губы. Трудно было поверить, что у такой смуглой женщины с такими темными волосами могут быть такие голубые глаза.

      – Доброе утро, – произнесла она.

      – Доброе утро. Я приехал сегодня ночью на автобусе. И мне было некуда…

      – Ладно, – сказала она. – Здесь дверь высока, а ворота широки.

      Она произнесла это без всякой теплоты в голосе, поставила на пол ведро и швабру и протянула ко мне руку.

      – Ульф, – сказал я, собираясь обменяться с ней рукопожатием.

      – Рясу, – произнесла она, указывая на мою руку.

      Я опустил глаза на комок ткани, который сжимал в ладони.

      – Я не нашел одеяла, – стал оправдываться я, протягивая ей рясу.

      – И никакой еды, кроме той, что мы используем для причастия, – ответила она, разворачивая и проверяя тяжелое белое одеяние.

      – Прошу прощения, я, конечно, заплачу за…

      – От этого ты освобождаешься, с благословением или без. Но в следующий раз не плюй