Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон. Татьяна Соломатина

такое?

      Клюква недовольно всхрапнула и пошла рабочей рысью.

      – Аккуратно иди! Понятно, чего к доктору до хором везём.

      Карета выезжала со двора, когда на крыльцо вышла Вера Игнатьевна. Внимательно глянула вслед. Отошла в сторонку, прислонилась к стеночке, достала портсигар, закурила, прикрыла глаза. Несколько блаженных затяжек в тишине. Всё суета сует и всяческая суета, которая множится и множится. Теперь она не просто врач и даже не руководитель клиники. В связи с выгоднейшей – спору нет! – коалицией с Белозерским Николаем Александровичем, она тоже своего рода фабрикант, со всеми вытекающими донесениями, докладами, отношениями, предписаниями и предложениями. Княгиня приняла это. Вдруг ей вспомнилось, как всегда непоколебимо вежливый Евгений Сергеевич Боткин прикрикнул на пациента: «Не кричи, печёнка лопнет!» Это было не так давно, но словно несколько жизней назад. Это было на войне. На войне Евгений Сергеевич, способный, казалось, на конструкции исключительно «будьте любезны», «позвольте» и тому подобные, эволюционировал и приспособился к условиям военного времени. Она княгиня, чёрт возьми, и нынче обязана сообразовываться с миром.

      Всего два года длилась война… Или Вера с детства на войне? Вдруг именно она сама намеренно превращает всё пространство вокруг себя в битву? Нет, она не отравлена верованиями японского принца. Просто они куда лучше легли ей на душу, чем всё, чему её с рождения учили. Учили, что бог есть любовь. Но всё, что она видела и наблюдала, вступало в вопиющее противоречие с этим уложением. Что есть бог и есть ли бог вообще? Но если бог есть, то и у бога есть путь. Это было понятно и разуму Веры, и душе Веры. Путь – вот что было по сердцу Вере.

      Дверь распахнулась, и на крыльцо павой выступила Матрёна с двумя чашками чаю. Кто же так любезно придерживал створ? Ох ты, ах ты! Вера не сдержала улыбки. Ещё не так давно безногий нищий инвалид, отрицавший жизнь, кавалер Буланов собственной персоной. И Матрёна, ишь ты, раскокетничалась. Дождалась, пока Георгий раскурит папиросу, подала ему чашку, искря карим глазом. Сто лет её Вера такой не видела. Или никогда.

      – Как же вы, Георгий Романыч, с тростью-то санитарить собрались?

      – Сия палка, Матрёна Ивановна, почитай, больше для шику. Я так, хромаю разве слегка. Мне ноги не кто-нибудь лечил, а сама Вера Игнатьевна! – Георгий кивнул в сторону княгини и весело подмигнул ей.

      Вера усмехнулась: петух ты гамбургский, не смотри, что полный кавалер Георгия!

      – Сильно вам ноги ранило? – сочувственно спросила Матрёна.

      Георгий молчал. Вера прислушалась. Хотя она знала, что будет дальше. Слишком уж много сочувствия было в тоне Матрёны. Сестра милосердия всегда готова сострадать. А мужчинам чаще всего нужна любовь. Или хотя бы путь.

      – Пустяк. Самую малость, – равнодушно бросил Георгий.

      «Ой, дурак!» – Вера позволила себе прищуриться, едва сдерживая смех.

      – Ты, Матрёна Ивановна, его работой нагружай, а не чаями потчуй! – крикнула Вера.

      На крыльцо выскочила сверх