Курганские. Валерий Карышев

дальнейшая судьба полностью зависит от тебя. Обращаются со мной нормально, пока никто не обижает. Но, как они говорят, их терпению может прийти конец. Поэтому они предлагают тебе в обмен на меня и на твою жизнь там, где ты находишься, сообщить им срочно номера твоих счетов, где у тебя лежат деньги, и фамилии твоих коммерсантов и должников. Обнимаю и целую, твоя Олеся. Надеюсь на лучшее. Приписка: Адвокат не в курсе дела, он только передал письмо». Помимо письма, в конверте была фотография, сделанная «Полароидом», где Олеся держала в руках газету, датированную вчерашним числом.

      Ничего себе сообщеньице! Как с таким письмом я пойду к Олегу?! И что теперь после этого можно сделать? Результат не просто нулевой, а минусовый... Но – делать нечего, надо идти в СИЗО и определяться с ним, как поступать в дальнейшем.

      С письмом и фотографией Олеси в кармане я подъехал к следственному изолятору. Поднявшись на четвертый этаж, я протянул требование с фамилией, но неожиданно конвоир сказал мне:

      – А вашего клиента перевели на другой этаж, в общую камеру, так что идите в общую картотеку.

      Для меня это было полной неожиданностью. Почему человека, жизнь которого органы так тщательно охраняли, вдруг перевели в общую камеру? Это что, приговор или, может быть, форма воздействия, чтобы он все-таки «раскололся», признался в содеянном?

      С такими мыслями я спустился на второй этаж, где была расположена картотека для заключенных общих камер. Быстро заполнив требование, указав фамилию Олега и все, что касалось моей атрибутики, я передал вызов контролерам.

      Контролерами были две миловидные женщины лет сорока – сорока пяти. Молча взяв листок, они отыскали в деревянном ящичке карточку с фамилией Олега, вытащили ее, посмотрели на обратную сторону и сделали там какую-то отметку – вероятно, отметили визит адвоката.

      Я обратил внимание, что на другой стороне было несколько строк, заполненных датами. Вероятно, в мое отсутствие его часто посещали оперативники.

      Потом женщина взяла карточку вызова, поставила номер камеры, расписалась и, взяв большой красный карандаш, провела черту, означающую «Склонен к побегу». После этого она протянула карточку обратно, бросив на меня любопытный взгляд.

      Взяв листок, я поднялся вновь на четвертый этаж и передал его другой женщине-контролеру для вызова заключенного. Та молча взяла листок, адвокатское удостоверение и сказала:

      – Вам придется немного подождать.

      Сев в «предбаннике», я стал разглядывать присутствующих. В основном они делились на две категории – несколько следователей и несколько адвокатов. Обычно следователи и адвокаты работали в разных кабинетах, и только работники СИЗО знали, какой именно кабинет предназначен для следователя, а какой – для адвоката. Вероятно, кабинеты для работы адвокатов были оборудованы специальными прослушивающими устройствами. Я всегда думал, что тюрьма является придатком следствия. На самом деле в любом цивилизованном государстве тюрьма должна быть независимой организацией, никакого отношения к следствию не имеющей, то есть местом, где содержат людей, находящихся под стражей. До суда