Экзотика. Михаил Паутов

подсобных помещений. Когда мы почти описали полный круг, он остановился и открыл дверь в маленькую каморку, где стоял кубический шкаф со спецодеждой и треугольный стол, на котором были навалены фонари, каски и еще какое-то барахло. Филиппинец юркнул под шкаф и вытащил оттуда грязное покрывало. Он развернул его, встряхнул и застыл, глядя на меня недоуменно и беспомощно.

      – Сэр, клянусь вам, он только что был здесь.

         Когда мы проделывали обратный путь тем же круглым коридором, меня вдруг осенило. Что мне напомнило это круговое движение? С чем оно так прекрасно соотносится? Ну конечно же. Рулетка!.. Я добился встречи со следователем ФБР в его каюте, поделился с ним своими соображениями, и в тот же вечер мы пошли в казино, где выяснилось, что действительно некий азартный австриец каждый вечер проводит за рулеточным столом и постоянно проигрывает крупные суммы.

      – А какие номера оказались проигрышными для него в течение последней недели? – вдруг спросил я крупье. – Вы должны это знать.

         Моя догадка попала прямо в цель! Проигрышные номера в точности соответствовали номерам кают, в которых совершались убийства.

         Мотивацией к началу этих записей ещё задолго до космической экспедиции послужило предписание экзистенциального психоаналитика изливать мои перверсивные фантазии и депрессивные видения на бумаге в качестве одного из методов коррекции парафилий и депрессий (что, кстати, отчасти помогло мне пройти психологическое тестирование перед полетом – иначе не видеть мне Космоса, как собственных ушей). Идея заключалось в том, чтобы всю эту мутную пену моего «я» транслировать тексту, делегировать ему все полномочия и ответственность за то, за что иначе пришлось бы держать ответ мне самому… Однако, едва я начал писать, стремительный поток письма захватил меня и постоянно влечет дальше, далеко за пределы семиотико-терапевтических установок психоаналитика. Я подобен щепке в этом мутном потоке – он влечет меня неведомо куда, и я всецело нахожусь в его власти.

         Оказался я однажды в странной компании – латыша средних лет с мальчиком лет тринадцати-четырнадцати и молодого литовца. Обстоятельств почти не помню, но подобные ситуации в моей жизни – не редкость. Мальчика я отнес к латышу только потому, что тот представил его как брата. Однако при слове «брат» латыш с литовцем всякий раз обменивались двусмысленным взглядом и скабрезно улыбались, что давало повод думать, что мальчик связан с ними далеко не братскими узами. Дело было под Ригой, в низовьях Даугавы. Мальчик плавал, причем довольно резво – чувствовалась неплохая спортивная подготовка. Мы стояли на берегу. Латыш хвастался крупной старинной монетой, на которой два слова с предлогом между ними были написаны слитно. Вдруг мальчик исчез из нашего поля зрения. Я выразил беспокойство, на что латыш с литовцем только рассмеялись:

      – Ничего с ним не будет. Он плавает, как дельфин. У него первый разряд по плаванию.

      – Да, но где же он?

      – Поплыл в Монреаль. Он давно бредит Канадой.

      – ???

      – Да