Теотль Сухоруков. Василий Николаевич Кленин

вый рассвет, что пробивался сквозь махонькие окошки в стенах над моей ямой, нес мне одинаковый ужас. И равный шанс похода к пыточному столбу.

      Поначалу они вообще не приходили. Поначалу… Я даже не возьмусь посчитать, как давно оно было – это поначалу. Как будто, миллион дней назад. Миллион жутких дней, полных страха, а иногда – адской боли.

      А, может, и месяца не прошло. Не знаю. Я давно перестал считать. Только лишь раз за разом ждал ночи и боялся рассвета.

      Но еще помнил, как всё это начиналось. Как меня связали во дворце поганца Косийоэсы, а потом отволокли в покои, где разместились астеки, приглашенные Рыбоглазым. «Великого владыку» небрежно швырнули в какой-то угол на груду мешков с чем-то. Я всё еще не мог поверить в случившееся. Паникующее сознание пыталось найти щадящее оправдание случившемуся. Я наивно надеялся, что молодой кокуитао одумается, поймет, какую глупость совершит и лично поспешит развязать мои путы и извиниться. Мозг отказывался принимать простую мысль: астеки меня точно не отдадут. Никакому Рыбоглазому.

      Потом я ждал, что вот-вот… ну, вот сейчас! Ну, теперь уж! Что в наш сумрачный плохо освещенный зал ворвется Серый с товарищами, разметает врагов и спасет меня!

      Ну, пожалуйста!..

      Никто не врывался. Я старательно гнал от себя мысли о том, что мои друзья уже давно мертвы. Хотя, именно так оно, скорее всего, и было.

      Через пару дней меня молча подняли на ноги, вывели во двор и привязали к палке. К палке, к которой уже было привязано около десятка пленников. Невероятно, но я почувствовал себя задетым. Я тут кто им вообще?! Знатный и почетный пленник или один среди многих?

      Мало того, что в плен взяли, так еще и унизили.

      Среди пленных не оказалось ни одного из наших. Все – незнакомые сапотеки. С одной стороны, я был рад, что мои люди в плен не попали, но с другой – мне так не хватало хоть кого-нибудь, с кем бы я мог разделить свою беду. Было очень страшно. И показное равнодушие астеков пугало сильнее криков ненависти. Они вообще вели себя со мной, как с вещью. Всё! Отработанный материал, доволочем, куда следует, и сдадим. Во мне не видели личность, даже врага уже не видели.

      Корм для богов.

      И я готов был обделаться от ужаса. Только вот меня два дня ничем не кормили.

      Колонна вышла из Саачилы-Йоо и двинулась на север. Где-то впереди покачивался единственный паланкин, на котором восседал племянник астекского правителя – здоровяк Макуильмалиналли. Он тоже меня в упор не замечал. Ехал себе и что-то лениво жрал с блюда, которое несли в руках рядом с паланкином.

      За день мы добрались до Уашкаякака. Я сам тут не был, но единственным крупным городом так близко от Саачилы мог быть только он. Да и куда еще идти астекам? Колонна воинов и носильщиков прошла по предместьям, зарулила на площадь, где высился единственный храм. Пирамида невысокая – не больше нашей в Излучном, хотя, украшена резьбой намного богаче. Тут уже и толпа собралась: я по одежде различал, как сапотеков, так и астеков.

      Нашу палку с пленниками повели прямо в сторону алтаря – тут-то мои ноги и похолодели от ужаса. Размалеванные ярким красками, богато украшенные жрецы кинулись к пленникам, быстро отвязали одного из них и по боковой лестнице потащили несчастного наверх. Парень бился свежевыловленной рыбой, но жрецы оказались на диво крепки. Пленника – за руки за ноги – ловко растянули на алтаре… И вот тут я впервые увидел, как астеки почитают своих богов.

      Старший жрец подошел к телу и поднял руку с внушительным обсидиановым ножом. Конечно, никто никакие грудные клетки не пробивал. Я уже достаточно насмотрелся на убийства в этом мире, чтобы понимать: грудину не так просто проломить. Уж обсидиан точно сломается.

      Резким движением жрец распорол живот, у самой диафрагмы. Под вопли жертвы что-то еще порезал внутри живота, а потом сунул в рану руку. Чуть ли не по локоть! Пошарил, дернул – и вытащил на свет истекающее кровью сердце! Несколько артерий веревками свисали вниз, заливая руку жреца темным и густым. Тело жертвы мелко тряслось, конечно, уже совершенно бесшумно.

      Жрец поднял руку высоко вверх, а толпа внизу ликующе засвистела, закричала. Астеки что-то пели… Я явно видел, что и многие сапотеки тоже радовались удачной жертве.

      – Истли вознеслась и воссоединилась с солнцем, – услышал я голос за спиной. – Сегодня наш мир не погибнет.

      Я обернулся: подле меня стоял Пятая Трава, племянник уэйтлатоани. И мой хозяин.

      – Не трясись, владыка, – улыбнулся Макуильмалиналли. Почти по-доброму. – Ты сегодня не умрешь. У твоей крови особый вкус. Мы дадим тебя попробовать самому Уицилопочтли.

      Говоря это, астек тонким ножом прокалывал обе мочки своих ушей. Кровь неожиданно сильно стала течь на его плечи.

      – Ты уж потерпи, Хуакумитла, – добавил он после паузы.

      Краем глаза я видел, как многие в толпе тоже начинали себе что-то прокалывать, резать, пуская кровь во славу богов. Ужасно! Я уже успел отвыкнуть от этой ритуальной кровищи. Да и не привыкал никогда: в самые худшие годы у четлан всё происходило не столь кроваво.

      Тело жертвы