Противостояние. Часть 3. Тень из прошлого. Лидия Грибас

сказал Марк.

      «Философ, блин» – подумала я.

      – А что сам Богдан? – продолжал «пытать» меня Марк.

      – Ничего, папа. Он любит меня, но он ничего не знает обо мне, и я никогда не позволю ему жить со мной, как бы сильно он этого не хотел. Да, он поймет. Да, он примет все, как есть, но я никогда не позволю ему этого, – из глаз моих катились слезы, мне было больно думать о том, что я уже никогда не буду рядом с тем, кого смогла полюбить. – Я не могу этого сделать и про ребенка, он еще ничего не знает.

      Марк обнял меня, я склонила голову ему на плечо.

      – Настя, но ведь ты тоже любишь его. Я же вижу, как ты изменилась.

      – Папа, я прошу тебя, хватит. Не дави на меня мне и так хреново.

      Марк крепче обнял меня.

      – Не торопись, Настя. Я прошу тебя, не вычеркивай их из своей жизни. Ты ведь любишь их, Настя?

      – Очень люблю, папа, но я не впущу их в свою жизнь, пока не найду этого урода, я просто боюсь…

      – Ты справишься, Настя. Обязательно. Ты сильная девочка. Не прогоняй свое счастье от себя. Не позволяй страху сломать тебя. Это очень сложно, но ты должна побороть его. Этот урод, может, и не объявится больше никогда…

      – Этот урод… – я замолчала, кленя себя за глупость.

      – Что, Настя?

      – Ничего, папа.

      – Не торопись, Настя, – Марк поцеловал меня в висок, печально посмотрел на меня и вышел из кабинета.

      Марк не стал давить на Настю, решив поговорить, когда она успокоится.

      Оставалось позвонить Глебу. Я решила не откладывать и закончить обсуждение своей личной жизни с близкими сегодня. Успокоившись после разговора с Марком, я набрала номер Глеба и приготовилась к еще одной «атаке» и наставлениям.

      – Алло, привет Глеб.

      – Привет, Настя! – обрадовался он.

      – Как дела на стройке? Как сам? – спросила я.

      – На стройке все хорошо, закончим еще до срока. Сам тоже ничего. Ты как?

      – Да я тоже нормально, без тебя, блин, тоскливо, а так пойдет.

      – Ну, так давай к нам, – Глеб, как всегда, веселился.

      – Дел много, Глеб, ты же знаешь. Как дела у Степашки? – спросила я.

      – Хреновые у Степашки дела, папка у него хандрит. Настя, ему реально тяжело, ты б, позвонила ему.

      – Зачем, Глеб? Для чего? Чтобы напомнить ему о том, что ничего у нас больше не будет?

      – Будет или нет, зависит лишь от тебя.

      – Не начинай, Глеб. Знаешь, блин, мне тоже нелегко… – я немного помолчала. – Глеб… У меня будет малыш, – тихо сказала я.

      – Да ну! Ни фига себе! – заорал в трубку Глеб. – И ты не будешь ему звонить?!

      – Не буду, Глеб, и ты ему не скажешь, – твердо сказала я.

      – Это жестоко, Настя, – серьезно сказал Глеб.

      – Я знаю, Глеб, но не сейчас, когда-нибудь потом…

      – Он любит тебя, Настя, надеется и очень тебя ждет.

      – Я знаю… Хреновая из меня любовница вышла, Глеб, – с тоской сказала я, к горлу снова подкатил комок.

      Глеб слышал боль и горечь в голосе Насти, она не могла оставаться «железной», когда