Я тебя не ждала, или 5 месяцев любви. Ольга Викторовна Аверс

изменился. Сделался злым и острым, как лезвие бритвы. Он не смотрел, он резал их на куски.

      Рыжий и Золотников то и дело поглядывали на нас и громко над чем-то смеялись, но когда столкнулись взглядами с Игнатом, резко замолчали.

      – Твои что ли? – как-то зло процедил он.

      – Угу, англичане, одногруппники.

      Я так и не поняла, что вызвало такую перемену в Игнате. На меня он смотрел по-другому, глаза лучились ярким голубым светом, таким голубым-голубым, небесным. У меня самой тоже светлые глаза, и многие отнесли бы их к голубым, но по сравнению с Игнатом, они, скорее, серые, а не голубые. С какой же уничижительной жестокостью он смотрел на Рыжего и Золотникова. Желваки заходили на лице.

      – Игнат, – позвала я.

      – Да, – вернул мне внимание.

      – Ты чего?

      – Не нравятся мне они, – со злобой выплюнул слова. – Смотрят…

      – Ну и пусть…

      – Дебилы какие-то. Так и хочется врезать…

      Спорить не стала. И сама не особо высоко ценила их интеллектуальное развитие. Конечно, мальчишки в церкви и мальчишки, близко не подходящие к ней, отличаются, как небо и земля. Курят, матерятся, плоско шутят, делают намёки, которые я совсем не понимаю, из-за этого меня называют «монашкой». Но меня такая репутация устраивает.

      – Да ладно тебе, связываться ещё, – успокоила Игната.

      Он перевёл взгляд на меня. Синева глаз перестала резать, начала согревать.

      – Ну, до вечера? – подмигнул он.

      – До вечера.

      * * *

      – Орлова, тот чел, – Золотников кивнул в сторону удаляющегося Игната, – типа твой знакомый, который не бойфренд.

      – Он самый, – подтвердила.

      – Чего светишься, как начищенные ботинки? – уточнил Рыжий.

      – Не твоё дело, Платон.

      – Фу-у, как грубо, – заныл Улиткин. – Я, может, интересуюсь тобой.

      – Мной? Интересуешься? Не смеши!

      – Чего сразу «не смеши»? Девушка ты свободная…

      – Платон, подрасти сначала. Я с малолетками не встречаюсь. Сколько тебе? Семнадцать?

      – Шестнадцать, – надулся Рыжий.

      – А мне двадцать, если забыл. Зачем я тебе такая старая?

      Золотников заржал по-козлиному:

      – А ему, может, с опытом нравятся.

      – Тогда тем более подрасти нужно. Кстати, опыта у меня нет. Я же монашка, сектантка. Забыли?

      – А этот твой, – вспылил Рыжий, – тоже сектант?

      – Ага! Он самый! Игнат – просто друг, понятно?

      – Имя дурацкое, – Улиткин обиделся.

      * * *

      После пар Игнат ждал меня на первом этаже восьмого корпуса, подпирал плечом колонну в холле. Руки скрестил на груди, отчего казался ещё шире. На нём красовалась замшевая коричневая куртка с накладными кожаными налокотниками, тёмная рубашка, синие джинсы в мелкую, едва различимую клеточку.

      Вечером в университете становилось безлюдно. Буфеты закрывались к четырём часам, и толпы студентов переставали наполнять холлы и закутки с закусками. В здании оставались лишь те, кто учился во вторую смену.

      Игнат обращал на себя внимание, потому