Путешествие туда и сюда. Сергей Гришин

лап Кощея не спасал?

      – Спасал, спасал, – Василиса щёлкнула меня по носу. – Но вот от опеки папы спасти никак не решишься.

      – Ну, он же уважаемый человек. Учёный, – я изобразил в воздухе загогулину, которая почему-то сейчас в моём сознании соответствовала этому слову. – И вообще, увидев некоторые его способности, я отношусь к Брониславу Матвеевичу с великим трепетом.

      – Смотрю, куда-то весь трепет сегодня испарился! А с чего это ты вдруг обидел Аркадия Петровича? Бедный пожилой человек чуть не подавился!

      – Обидел? – я выпучил глаза. – Я всего лишь сказал правду! Все его стихи я уже где-то читал. У Есенина, например. Хочешь, я почитаю тебе настоящего Есенина? – и, не дожидаясь ответа, я встал рядом с кроватью и продекламировал:

      Глупое сердце, не бейся!

      Все мы обмануты счастьем,

      Нищий лишь просит участья…

      Глупое сердце, не бейся.

      После того, как я закончил стихотворение, воцарилась тишина. В левом глазу девушки что-то блеснуло.

      – Ты что, никогда не читала Есенина? – с удивлением понял я.

      Она помотала головой.

      – В обычной жизни стихи не нужны. Но, – Василиса всхлипнула, – это так прекрасно!

      Странно. Им ведь достаточно залезть в свои пипки, и можно прочесть хоть Есенина, хоть Шекспира. Да у них там могут поместиться библиотеки всех окрестных царств! А эти странные люди Верхнего мира предпочитают смотреть всякие глупости, вроде звериных боёв или блога Антуана Пустопорожнего. Впрочем, у Антуана хоть есть на кого посмотреть. На меня, например.

      Василиса встала рядом со мной и обняла, прижавшись всем телом. Наши губы сомкнулись.

      И тут дверь с грохотом распахнулась.

      – Иван! Живо собирайся! – прокричал Ницше, заскочив внутрь.

      – Пшёл вон, – лениво отмахнулся я.

      – Ах, так?! – возмутился ослик. – Мало того, что ни слова обо мне не сказал в своей саге, так ещё и слушать не хочешь? Да и пропади ты пропадом! А ещё друг!

      – В самом деле, Иван. Мы пришли тебя предупредить, – в дверном проёме появился Локи. – Один страшно на тебя разгневался. Браги попытался смягчить его сердце хвалебной одой, но надолго это не поможет.

      – Из-за котят? – удивился я.

      – Из-за твоего поведения! – плут ткнул в меня указательным пальцем. – Никто, слышишь, никто не смеет Одина упрекать в трусости! Даже я!

      – Да не упрекал я его! – возмутился я, вырвавшись из объятий супруги. – И вообще, это не я был. Это всё мёд твой.

      – Иван!!! – раздался громоподобный рёв, и на экране окна появилось разгневанное лицо Тора. – Кто разрешал тебе, смертному, пить мёд поэзии?!

      Я с укором поглядел на Локи. Он меня не предупреждал о подобном запрете, когда давал сие пойло. Правда, упоминал о каких-то противопоказаниях. Но это же совсем не то. В самом деле, если на двери написано «заходить не рекомендуется», то это значит, что всё-таки можно, если хочется. А если написано «заходить запрещается» – значит, уже нельзя. Ну, или можно, но не всем. Правда, есть ещё такие формулировки, как «строго воспрещается» и «категорически запрещено», и понять, в чём тут различие, дано