Легенда о мече Арогана: Наследники. Робозеров Филипп

над пристанью.

      – Я знаю, что осталось две ночи, – говорил Лар в ответ на непонятную речь, струящуюся из-под капюшона даркула. – Поверь мне, этого вполне достаточно, чтобы Кшара сумела добраться. Странно, что она ещё не прибыла. Но я знаю эту девушку, пока она жива, ничто не сумеет её надолго задержать.

      Даркул что-то ответил, и Лар широко кивнул, опустил капюшон и скрылся в тенях. За ним двинулись остальные. Последним был охотник, который медленным шагом пошёл по улице к центру города, ничуть не беспокоясь о том, следят за ним или нет.

      Воры ушли, как и отец наутро того памятного дня. Он оставил после себя букет аира в деревянной вазе да старый гнилой дом, за которым юноше пришлось следить в одиночку. Отец отправился искать работу, а также своих богов, и в итоге нашёл их. Во всяком случае, так говорил пожилой монах, принёсший обратно отцовские кости. Теперь оба родителя с богами в пустоте. Но, по мнению Алгона, отец всё ещё в могиле и ни до каких богов он не добрался, потому что этих богов давно уже нет. Всем известно, что их прогнали.

      IV

      Рипоты продолжали шуметь на пирсе, но вскоре закинули улов в мешок и двинулись прочь, попутно бросаясь камнями в тени и распугивая обнаглевших крыс. Один ветер остался вместе с Алгоном на пристани, и ветер этот был далеко не летний. Он тянулся с севера, напоминая, что где-то там стоит вечная зима, а люди и вовсе не знают о тепле солнца. Юноша обвёл взглядом пустующие пирсы и широко зевнул. Скоро всё видимое море скроют рыбацкие лодки и корабли. По традиции рипоты возвращались за день до Кразильера, чтобы провести эту ночь со своими семьями. Наверняка следующим вечером пристань наводнят люди. Женщины, дети, купцы, воришки – никто не упустит своего шанса оторвать кусок от «рыбного пирога», которым являются рыбаки, месяцами бороздящие моря. Кучи товаров со всех сторон света потекут через пристань, их будут дарить, обменивать, красть, ломать или терять. Женщины бросятся на шеи мужьям и будут целовать их сквозь густые бороды. Эль потечёт рекой.

      Алгону это не нравилось: не нравились шумные собрания, праздники и всё, что связано со скоплением людей. Для него единственными друзьями были тень и тишина. Как сейчас на пристани – лёгкие звуки ветра, шуршание песка по земле, плеск воды и поскрипывание досок.

      Ещё раз зевнув, Алгон поднялся и двинулся к ближайшим домам, чтобы исчезнуть в уютной тени и скрыться от промозглого ветра. Это место напоминало ему о поздней осени, когда не было возможности согреться, а ветер пронизывал тонкие стены дома и морозил его даже у очага; о бесконечном дожде, колотящем по крыше, и о каплях, которые падали с потолка с монотонной настойчивостью.

      Город одновременно был родным и чужим, с его тёмными грязными улочками, косыми домами, канавами, заваленными рыбными остатками, и вечным запахом разложения. В подворотнях шныряли разбойники и убийцы, готовые перерезать глотку за пару бронзовых сербников. Позади них, то ли нагоняя, то ли боясь подойти, сновали стаи собак,