Солёный лёд. Виктор Конецкий

отвечал он, сильно заикаясь. И я, конечно, угостил его сигаретой «Яхта», и он, конечно, долго ее рассматривал, прежде чем закурить.

      – Скот пасешь? – спросил я. И в погоне за литературным материалом не пожалел своих штанов, сел рядом на болотистую землю.

      – Ага.

      – Ты один здесь?

      – П-по весне месяц один ж-жил.

      – И скучно было?

      Он пожал плечами и от смущения снял картуз. Его голова была в струпьях, волосы росли клочьями.

      – Это же остров, – сказал я. – Как сюда скот переправляют?

      – На каюках.

      – А что это такое?

      – В-вам встречу за катером каюк шел.

      Наконец-то я узнал, откуда пришел в наш язык «каюк» – это нечто схожее с гробом.

      – Молока здесь можно купить? – спросил я. Матросы жаловались на недостаточное питание.

      – Н-не знаю.

      – Как не знаешь?

      – Н-не знаю… бригадира надо п-просить…

      – А где бригадир?

      – За т-той протокой! – махнул он рукой вверх по Свири.

      – Как живете-то здесь?

      – Хорошо, н-нормально… Сахара т-только нет.

      В лесу замычала корова. Пастух встал, надел картуз, сказал:

      – Быков б-берегитесь… Б-бодливые у нас быки! – и ушел к себе в Ингерманландию, скучно ему стало от моих скучных вопросов.

      Толстый старший механик, отбиваясь веткой ольхи от комаров, спустился на берег и сразу нашел дохлого лося. Дохлый лось лежал в круглой укромной ямке. Стармех тыкал в лося веткой, шкура зверя отставала – он сдох давным-давно. Стармех мучился мыслью, что падаль нельзя употребить на мясо.

      На другом берегу Свири дымил костерчик. Кто-то там варил уху.

      По исчавканной коровьими копытами болотистой земле прыгали крохотные лягушонки.

      И такая тишина, такая заброшенность, такой речной покой были вокруг, что, казалось, напряги слух – и услышишь, как молчат в лесах развалины монастырей и почивают в потайных пещерах святые мощи.

      Дизель-динамо для экономии было вырублено. В каюте коптила керосиновая лампа. И запах горелого керосина еще больше обострял ощущение прошлой жизни этой тихой земли.

      Странно, что именно здесь, на Свири, в Лодейном Поле, был построен шлюп «Мирный» – корабль самого дальнего русского плавания. С борта «Мирного» Михаил Лазарев увидел берега Антарктиды, натянув тем самым нос Куку.

      Строил шлюп корабельный мастер Колодкин. Длиной шлюп был в два раза короче нашей самоходки. Лазарев обошел на нем вокруг света в компании и под началом Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена. Их не испугали мрачные слова Кука: «Риск, связанный с плаванием в этих необследованных и покрытых льдами морях в поисках Южного материка, настолько велик, что я смело могу сказать, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем это удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы…»

      Пятнадцатого января 1820 года шлюп, построенный на