Точка невозврата. Галина Логинова

чем дальше, тем больше этот мир все отдаляется от нее, словно становиться чужим, и тем острее она ощущает свою ненужность, неправильность своего существования. Ну, вот словно ее место совсем не здесь, а где-то там. Но где она не знает. Вот и застряла здесь, и вынуждена наблюдать чужую жизнь со стороны, не имея возможности вмешаться, как-то повлиять на происходящее.

      Но не только и не столько это тяготило Татку – или то, что от нее осталось. Она не просто потеряла тело, она потеряла нечто большее – привычный уклад жизни, необходимость определенного рода вещей. Ей, например, чтобы жить вовсе не нужно было принимать пищу, содержание книг она знала, даже не открыв обложку, стоило только посмотреть на название и текст сам собой возникал где-то внутри нее, одежда, обувь, косметика, все то, к чему как истинная женщина раньше она не могла остаться равнодушной, теперь совсем не интересовало Татку. А еще, помимо произнесенных окружающими людьми слов, она легко могла читать то, что они совсем не желали доносить до окружающих. Она с легкостью читала их мысли, оставаясь невидимой для других, наблюдала за их жизнью, и сама себе казалась фантомом, тем, чему нет названия.

      Но, несмотря на потерю многого из того, без чего раньше Татка обходиться не могла, она не утратила чувств. В ней жили любовь и сострадание, надежда на то, что все еще вернется и вера в будущее. Вопреки всему она жила, правда, несколько странной, скорее энергетической, совсем непохожей на обычную клеточную, жизнью.

***

      Лена Соколова знала, что роды будут тяжелыми. При ее-то диагнозе. Все врачи уверяли Лену, что ребенок может ее убить, но она все-таки рискнула. Никому ничего не сказала, даже муж не знал. И ведь все шло хорошо. Пока…

      Было уже пять месяцев беременности, и она уже собиралась все рассказать близким, и посмеяться над их страхами. Вот, мол, вы слушали врачей, отговаривали ее иметь детей, боялись за ее жизнь. А вот же он, ее ребенок. Все с ним хорошо и с ней, Леной, тоже хорошо.

      Она знала, что услышит в ответ. Охи, ахи. Муж будет ругаться ради приличия – на самом-то деле он, конечно, будет рад радехонек, ведь Лена знает, что Виталий всегда мечтал о сыне, просто переживал за нее, потому что очень любит. Повезло ей с мужем, что и говорить! Мама начнет кудахтать, как наседка, и даже всегда сдержанный отец не сможет сдержать улыбки.

      До родов ее будут носить на руках, всячески оберегая от любой опасности. А уж как они все будут рады, когда придут в роддом забирать малыша. Хоть бы родился мальчик, крепкий здоровый малыш, похожий на Виталика. Лена даже придумала ему имя. Она назовет его Артемом. Артем Витальевич. Красиво, мужу должно понравиться!

      В общем, все было так чудесно, и вдруг это. Ночью открылось кровотечение. Ее на «скорой» доставили в больницу, и теперь она умирала на том самом операционном столе, где три месяца назад лежала Татка. Врач тоже был тот же самый. Он делал все, что мог, но в этом случае мог он, к сожалению, не много. Кровотечение не останавливалось, и все, что оставалось медикам, это облегчить страдания молодой женщины.

      В