Черные орхидеи (сборник). Рекс Стаут

p>

      © Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ЗАО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2014

      Черные орхидеи

      Глава первая

      Понедельник – на выставке цветов. Вторник – на выставке цветов. Среда – на выставке цветов… И это я, Арчи Гудвин. Как же так?

      Я не отрицаю – цветы приятны, но миллион цветов вовсе не в миллион раз приятнее одного-единственного. Вот устрицы – вкусная штука, но кому же придет в голову съесть содержимое целого бочонка?

      Я не особенно возмущался, когда Ниро Вульф послал меня туда. Я отчасти ожидал этого. После шумихи, поднятой вокруг выставки воскресными газетами, было ясно, что кому-то из наших домашних придется пойти взглянуть на эти орхидеи. А раз Фрица Бреннера нельзя отделить от кухни так надолго, а самому Вульфу, как известно, больше всего подходит наименование Покоящееся Тело, вроде тех, о которых толкуют в учебниках физики, было похоже, что выбор падет на меня. Меня и выбрали.

      Когда Вульф в шесть часов спустился из оранжереи и вошел в кабинет, я отрапортовал:

      – Я видел их. Украсть образчик было невозможно.

      Он ухмыльнулся, опуская себя в кресло:

      – Я и не просил тебя об этом.

      – Никто и не говорит, что просили, просто вы ждали, что я сделаю это. Их три, они под стеклянным колпаком, и рядом прохаживается охранник.

      – Какого они цвета?

      – Они не черные.

      – Черные цветы никогда не бывают черными. Какого они цвета?

      – Ну, – я раздумывал, – представьте себе кусок угля. Не антрацит, а просто каменный уголь.

      – Но он черный.

      – Минутку. Полейте его темной патокой. Да, так будет похоже.

      – Тьфу. Ты не можешь точно определить этот цвет. И я не могу.

      – Что ж, пойду куплю кусок угля, и мы попробуем.

      – Нет. А лабеллии там есть?

      Я кивнул:

      – Да, патока поверх угля. Лабеллий много, не такая масса, как аурей, но почти столько же, сколько труффаутиан. Возле пестика они слегка оранжевые.

      – Никаких следов увядания?

      – Нет.

      – Завтра отправляйся туда опять и посмотри, не вянут ли лепестки у самого основания. Ты знаешь обычные признаки. Я хочу знать, брали ли с них пыльцу.

      Вот так я оказался там снова во вторник после ланча. Тем же вечером, в шесть часов, прибавил несколько деталей к своему описанию и доложил, что признаков увядания нет.

      Я уселся за свой стол напротив Вульфа и постарался придать холодность взгляду.

      – Не будете ли вы так добры объяснить мне, – обратился я с любезной просьбой, – почему женщины, которые ходят на цветочные выставки, все на один манер – их ни с кем не спутаешь? По крайней мере, на девяносто процентов. Особенно если смотреть на ноги. Это что – правило? А может, им всем никогда не дарили цветов, они потому и ходят – поглядеть? Или, может…

      – Заткнись. Не знаю. Иди завтра туда опять и отыскивай признаки увядания.

      Видя, как Вульф мрачнеет с каждым часом, и все из-за трех дурацких орхидей, нельзя было не понять, что он уже дошел до ручки. И я снова отправился туда в среду и попал домой не раньше семи.

      Входя в кабинет, я увидел, что он сидит за своим столом с двумя пустыми пивными бутылками на подносе и наливает в стакан из третьей.

      – Ты заблудился? – осведомился он.

      Я не стал обижаться, понимая, что внешний мир Вульф представляет себе довольно смутно. Пожалуй, он досиделся в своей берлоге до того, что и не поверил бы, что человек в состоянии преодолеть несколько кварталов без посторонней помощи. Я объявил, что никаких признаков увядания не обнаружил.

      Сев за свой стол, я просмотрел почту, а потом поднял на него глаза и сказал:

      – Я подумываю о женитьбе.

      Его полуопущенные веки не шевельнулись, но я заметил, что взгляд его изменился.

      – Мы могли бы поговорить откровенно, – продолжал я. – Я прожил в этом доме больше десяти лет, составлял ваши письма, защищал вас от телесных повреждений, заботился, чтобы вы не спали постоянно, снашивал шины вашего автомобиля и собственные ботинки. Рано или поздно одно из моих поползновений жениться должно оказаться не просто шуткой. И откуда вам знать, как обстоит дело на этот раз?

      Он издал неопределенный звук и потянул к себе стакан.

      – О’кей, – сказал я. – Вы достаточно хороший психолог, чтобы знать, что означает, когда мужчине постоянно хочется говорить о какой-нибудь девушке. Предпочтительнее, конечно, с кем-то, кто проявляет внимание. Вы можете себе представить, что это значит, если я хочу говорить о ней даже с вами. Важнее всего, что сегодня я видел, как она мыла ноги.

      Он поставил стакан на место:

      – Значит, ты был в кино. Сегодня. Это было…

      – Нет, сэр, вовсе не в кино. Плоть и кости, и кожа. Вы когда-нибудь были на выставке цветов?

      Вульф