Золото Алдана. Камиль Фарухшинович Зиганшин

стены из земли топорщились ровными рядами мясистые ростки с морщинистыми округлыми листьями.

      – Братцы, это же картошка! Ей-богу, картошка!

      Оголодавший до предела поручик первым прошел через калитку во двор и без стука отворил дверь – никого! Пахнуло застоявшимся мужским потом, перемешанным с ароматом копченого мяса, пласты которого висели на деревянных крюках по стенам. Следом зашли приотставшие спутники.

      – Эй, есть кто? Эй, отзовитесь! – вразнобой все громче выкрикивали люди. В ответ – тишина.

      – Господа, в чугунке похлебка. Еще теплая! Вы, как хотите, а я сажусь есть. Хозяева, даст Бог, простят, – поручик снял со стены половник, с полки стопку разнокалиберных мисок.

      Все были настолько голодны, что его никто не одёрнул. Штабс-капитан проследил, чтобы наливали не более одного черпака на рот.

      – Какая вкуснятина! А нельзя ли еще? – попросили близнецы Овечкины, моментально проглотившие свою порцию.

      – Ребята, совесть поимейте. Хозяевам-то оставить надо, – сказал Тиньков.

      Во дворе залаяла собака.

      – Вон один идет. Вроде старик, а смотри как браво шагает.

      Все разом повернули головы и в узкое окно с коваными перекладами увидели гривастого мужика, чем-то напоминавшего матерого зверя. На левом плече раскачивались длинные удилища, а правая рука выкидывала далеко вперед увесистый посох. Дверь отворилась.

      – Спаси Христос, ангел за трапезой, – поздоровался он, как ни в чем не бывало, подавая каждому широкую, как лопата, ладонь. – Эко дело! А мне и невдомек, что гости пожаловали. И, кажись, высокородных кровей. – Старик снял потёртую душегрейку и пригладил руками взлохмаченные волосы.

      – Сударь, вы уж простите нас, Христа ради, мы тут похозяйничали – харчуемся без дозволения. Сами изволите видеть, в каком состоянии. Чуть дошли, – за всех извинился юнкер Хлебников.

      – Дык правильно, пошто животы терзать. Тем паче, ноне Троицын день… А я вот удумал рыбки наловить – попраздничать. Ан нет, не берет – сыта. Вона сколь ноне комарья. Глотай, хошь лопни, – улыбнулся дед одними глазами, но так по-доброму, что мгновенно расположил к себе.

      Глядя на исхудалые измученные лица пришлых, не сдержался, попенял:

      – Как можно так отощать? В лесу эвон скока всего съедобного: особливо питательны коренья, борщевика. Не ведали? А надоть, коли в лес забрались. Хороши и татарник с сурепицей, желтая лилия. Ну да ладно, покеда самовар заправляю, сказывайте, откеля и куды путь держите. Не по мою ж особу явились. Можа, советом пособлю. Лучше меня здешние места нихто не знат.

      – Простите, отец, как вас величать? – спросил штабс-капитан.

      – Родители Лексеем нарекли, но, как перва борода враз на всю харю отросла, Лешаком кликать стали. Сами гляньте, чем не Лешак, – старик ловко задрал до подбородка низ рубахи, и гости увидели густую, с проседью пополам, кучерявую шерсть, сплошь покрывавшую живот и грудь. – Так всё ж – што вас-то сюды завело?

      Офицеры в некотором замешательстве переглянулись. Первым нашелся поручик Орлов.