Сборник рассказов «Фотокарточки». Павел Никоненко

стаканы, что стояли на столешнице. Мишин, наполовину полный и Ванин на половину пустой, но оба налитые вровень. И ещё столько же бултыхалось для Славы в бутылке. Трое отогревали руки, потом молча взяли стаканы. Отпили по разному и пытаясь не морщится и мимикрируя под взрослых каменели лицами. Через силу прождали несколько мгновений и каждый принялся избавляться от спиртовой горечи во рту. Один закурил, второй захлебал большим количеством воды и третий заел растаявшим и мерзким ёжиком. Чуть не выблював его в костер. Но сдержался.

      – Сука, слазий сюда. Вы сейчас подпалите весь дом, ублюдки.

      – Ты давай ещё покричи.

      Ваня осознал глупость выкрика и трое замерли. Глаза славы повылезали, он тихо протянул руку к пачке и вытащил сигарету. Опрокинув остатки стакана внутрь трясущегося нутра, начал быстро курить. Миша, приподнял ладони и медленно опустив, поднес указательный к носу. Тихо встал, скрипнул дряхлыми досками пола и прошел к дырке в стене, что была окном.

      – Славон. Батя твой. – Тревожно отрапортовал вставший парень.

      – Сидим! Он не полезет! – Шепотом сказал сидящий напротив Славы. Внизу слышался грохот. Трое замерли, стараясь дышать по меньше. Грохот прошел. Но появился другой, более тихий шум. Неслышимый почти за костровым треском. Слава, не шевелился, и уперся взглядом через костер на друга. Тот тоже не шевелился. А вот за его спиной, начали качаться шторы. Они раздвинулись, и оттуда начал выползать отец. Он, с разъярёнными глазами бросился вперёд через огонь, с непонятным криком. Кулак его полетел в меня.

      – Ты чё сбрендил, батяня?

      И только после сказанного и мгновений осознания боли, я почувствовал силу на лице. Тело резко вздрогнуло, мозг дал толчок мышцам. И развернувшись, я протиснулся через слои штор, шагнул через последние доски пола и провалился в зияющую пустоту тьмы.

      Дядя Юра

      За широкими окнами избы пели птицы. Утро выдалось прохладным но ярким. Мелкая дымка плохо прятала траву. Роса на которой, быстро нагревалась от яркого светила и частично испаряясь, стекала на землю. Во дворе было тихо. Сонные собаки уже проснулись, но не желая вставать, лениво отбивались от мух. Они ждали свою кашу, кидая голодные глаза на миски у порога. Большая миска для метиса мастиффа и дворняги чёрного цвета. Когда-то ворующая кур по огородам. Отравленная хозяином кур и спасённая. А нынче обученная манерам, добрая и красивая собака, ухоженная, на сколько мог позволить новый хозяин и радостная в меру своей к нему любви. А рядом, головой на чёрном пузе друга, красивая собака Хаски, разного цвета глаз, белого окраса в серое пятно с чёрными ушами и браком по зубам. Выброшенная покупателями, за несоответствие высоким стандартам породы "Хаски". У данной спортивной, но размером уступающей, миска была по меньше. Но кушали обе знатно. Собакам нужно было много хорошей еды. Хотя все вокруг и считали хозяина глупым человеком, выкидывающим деньги на уличных собак. Покупать любимым питомцам еду, хуже чем себе, он не мог. Не по его это было принципам.