Звезда Саддама. Сергей Е. Динов

криво усмехнулся Храмцов, – ломают всё подряд.

      Дорошин разочарованно потряс головой.

      – Ув-волю! – зарычал он. – Дуб, Лом, – уволю на хрен, караси!

      – О! Знаю, как мы всё поймём и разрулим! – обрадовался своим догадкам Храмцов, что сообразиловка сработала даже после расстройства нервов и долгого запоя. – Я ж всё подряд снимал. Мужики, ваши компаньоны с вами сидели рядом? Так? Сидели. Давайте глянем материал. Вы были в кадре.

      – И чё?! – удивился Дорошин.

      – Почистим фонограмму от лишнего шума и все слова и фразы разберём.

      – Дак там такой музон бахал, – уши вяли! – отмахнулся Дорошин. – Мы орали друг другу в уши! Какой слышать?! А ты где с камерой ходил?! Ого! По другую сторону подиума!

      – Спокуха! – остывал Храмцов, – не такое чистили. Документалку как-то в Твери ваяли. Сняли на видео бабку через реку. Речка шумливая, шуршит-шелестит по камням и перекатам. Метров двадцать шириной. Видим, бабка на другом берегу канает с корзинкой. Я взял её в кадр. Вован, ассистент мой, орёт: бабуся, далече Гнильцы будут?! Деревушка такая, где снимали. Заплутали, мол, мы! Та: бур-бур, бур-бур. Слов не разобрать. Потом в монтажке звук почистили: бабуська по-русски матом нас кроет, подумала, чужаки городские на «УАЗе» в лес по грибы собрались.

      – Чё, прям все слова было слышно? – изумлённый Дорошин совсем расслабился.

      – Слышно, – уверенно заявил Храмцов. – Шепеляво, но – все.

      Охранники занялись уборкой гостиной, свирепо посматривали на Храмцова, а тот уже распивал мировую с шефом.

      – Не выйдет по звуку, – пошутил Дорошин, – уши тебе отрежу.

      – Вот делают, Палыч, к примеру, анализ мочи, – блаженно жмурясь, сказал Храмцов. Первое же возлияние прохладного «Абсолюта» наполнило его большое тело приятным теплом. – Для чего?

      – Да. Для чего?

      – Чтоб понять, что в мозгах.

      – Не понял? – прогудел Дорошин.

      – Всё ништяк! Наливай. Не надо торопиться с выводами, шеф.

      – Точно, – повеселел Дорошин. Они наехали друг на друга, шутя, стукнулись бокалами с водкой. – Беру в охрану.

      – Благодарствую. Но, извини, не могу. У меня – профессия! Охота через камеру на мир посмотреть, – размечтался Храмцов, невольно проникаясь полублатной романтикой и слогом. – Любо мне такой мир светолепить. Засвет – пересвет, тени – видени, звуки, шорохи, голоса… Жи-ись – живопись. Ляпота!

      – Главным пойдёшь на проект, – настаивал захмелевший, раздобревший Дорошин. – Выкинем итальяшку!

      – Давно пора! Подлюка, он даже материал с моей камеры выдал за свой! А кассета с его «Аррика» разлетелась вдрызг, когда «Ирокез» грохнулся! Второй дубль каскадёрских сцен угробили.

      – Кто грохнулся?

      – Вертушка с вьетнамской войны. Белл «Ирокез»!

      – А! О-о-о! Прям с вьетнамской? – удивился Дорошин.

      – Прям. Специально с Джимми Кларком за это бились. Видал «Апокалипсис» Копполы?!

      – Конечно! Там же Марлон Брандо! Крутяк! Фанатею