Черно-белый портрет красных роз. Евгений Холмуратов

тебя спасет. Она не спасет. Никто не спасет. Иисус дал твоему раку развиться. Все. Богам плевать.

      – Богиня всегда присмотрит за мной. – Мама указала на свою татуировку. – Этот знак – обещание ее покровительства.

      – Херовый из нее покровитель.

      – Ты осуждаешь Богиню, будто знаком с ней. И ты знаком, но ты не знаешь ее. Никто не знает. И планов ее тоже никто не знает.

      – А когда мы доедем? Что тогда?

      – Сначала надо доехать.

      Мы остановились на очередной заправке. Один ее вид удручал: облезлые столбы, некоторые буквы на вывеске перегорели, а кассир была крайне недовольна посетителем, который прервал просмотр ее любимого сериала.

      Лето стояло жаркое. Я закатал рукава рубашки и расстегнул пару верхних пуговиц. Часть еды, которую я собрался брать, оказалась просроченной, а на другой части я нашел тараканов. Ужасное зрелище. Убедившись, что наш паек надежно упакован и произведен не раньше, чем месяц назад, я принес еду на прилавок.

      – Пижон, – тихо сказала кассир вместо приветствия, пока пробивала товар.

      – Не подскажите, есть тут в радиусе пятидесяти километров пышные леса? – спросил я. – Хочу отдохнуть от городской суеты.

      – Ага. – Она почему-то не переставала жевать жвачку. Да еще и делала это так демонстративно, что мне стало противно.

      – Не подскажите, куда ехать?

      – В тот богатый пентхаус, откуда ты свалился к нам. Здесь таких как ты не любят.

      – Таких, как я?

      – Богачей. Посмотрите на него! Рубашка, небось, на заказ сшита?

      – Я не могу понять, у нас проблемы?

      – Уж точно, – сказал мужик, вышедший из подсобки. Был ли он механиком? Не знаю. Но его руки были в мазуте, а на лице смешались копоть и пот. – Проваливай отсюда, пока цел и здоров.

      – Мне надо заправить машину и купить поесть.

      – Проваливай, говорю.

      – Обслужите меня, и я уйду. Ссоры мне не к чему.

      Механик подошел к прилавку и скинул еду на пол, а кассир хищно улыбнулась. Я тяжело выдохнул и даже не дернулся, когда механик угрожающе расправил плечи. Мне было не до этого. Моя мать умирала.

      Я ударил лишь один раз. Как в тех дурацких поговорках. Один раз, прямо в нос. Уж не знаю, вложил ли я в удар всю свою силу, но души там было предостаточно. Лицо механика на миг исказилось, а следом по его щекам прошла волна от удара. Нос смялся, хрящ хрустнул. Он сначала отошел на два шага, но затем его ноги запутались, и механик с позором приземлился на задницу.

      Я растер костяшки на руке, поднял продукты и потребовал свой бензин, но тут меня настиг ответный удар в челюсть, а затем слабый толчок в нос. Полилась кровь.

      – Нравится драться, а? – спросил механик, разведя руки. – Любишь это чертово чувство восторга, а, городской?

      – Да что же ты пристал?

      Уверен, механик не ожидал от человека в брюках резкого удара в живот. Поэтому не буду хвастаться, что с ноги впечатал его в стеклянную стену, да так, что та рассыпалась фонтаном из мелких осколков.

      – Бензин, быстро! – крикнул я кассиру. Она замахала руками и пробила тридцать литров.

      Я