«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник). Юрий Корчевский

есть. Правда, как их включать, я не знаю, но думаю, попозже разберусь.

      – Ну, Василий, бери пулемет, харчи – и с Богом!

      – Ты что, в Бога веришь? А я – так нет, комсомолец я.

      – Да это так, вырвалось.

      Чувствовалось, что уходить в ночь и под дождик Василию не хочется. Что с него возьмешь – пацан совсем еще. Ему бы с девками на околице деревни гулять. А тут темень, опасность – одному страшновато.

      Васька поежился, встал, потоптался, закинул на плечо пулемет, в левую руку взял гимнастерку с консервами:

      – Жду, командир. Не обмани, гляди.

      – Если жив останусь. Ну, иди.

      Василий ушел.

      Я вздохнул. Увидимся ли мы еще? Проверил пистолет, сунул его в кобуру, не застегивая клапан, чтобы в случае крайней нужды выхватить быстрее. Но лучше бы этой нужды не возникло. Немцы – вояки сильные, решительные. На выстрел всей толпой выбегут и преследовать будут, пока не убьют.

      Сердце гулко колотилось в груди. Я уже убил немца у мотоцикла. Но с нескольких шагов и из пистолета. А теперь предстояло топором – как разбойнику с большой дороги. Как-то не по себе было.

      Я вышел из сарая, прошел несколько шагов, потом опустился на землю и пополз. Все равно мокрый и грязный.

      Дополз до ближайшей избы и замер у хлипкого штакетника, обратившись в слух. Где часовой? Немцы – народ дисциплинированный, обязательно часового поставят. Вот только где он?

      На улице под дождем матово лоснились бока бронированных машин. И – никакого движения.

      Я пролежал не меньше получаса и уже стал подумывать: а не слишком ли я верю в немецкий порядок? Может, и часового-то нет? Есть! Есть часовой! Сам выдал себя. На короткое время зажегся фонарик с синим светофильтром – часовой поднес его к руке. Видимо, смотрел время на часах. Черт! Когда же у них смена? Ждать или потихоньку подобраться? Подожду. На часы поглядывают в последние минуты перед сменой караула – по себе знаю. И тянутся они, эти минуты, ох как долго.

      Вскоре открылась дверь в избу, вырвался луч от фонаря. К часовому подошел сменщик, на ходу накидывая капюшон плаща поверх каски. Оба закурили, поговорили немного:

      – Дас ист фильляйхьт айн вэтэр! (Ну и погода!)

      – Ганц рихьтихь. Зер шадэ, – донеслось до меня. (Совершенно верно. Очень жаль.)

      Я понял: погода наша им не нравится. Подождите, вас еще декабрь сорок первого под Москвой ждет!

      Сменившийся с поста часовой ушел в избу. Новый часовой принялся расхаживать вдоль улицы – между забором и танком с бронемашиной.

      Глаза мои уже хорошо адаптировались к темноте. Надо только выждать немного. Сейчас часовой еще бодр, через часок устанет топтаться и остановится.

      Дождь моросил, не переставая, и на мне не было сухого места. И хоть было лето, я стал подмерзать.

      По моим прикидкам, времени уже прошло достаточно.

      Я стал медленно, ползком подбираться к тому месту, где стоял часовой. Немец чертыхнулся – наверное, ругал плохую погоду