Шоумен. Ментовские оборотни. Владимир Васильевич Гриньков

ведь говорят! – уловила несоответствие женщина.

      Говорят, в Москве кур доят, чуть было не сказал я ей, да не решился. Только пожал плечами в ответ.

      – Ну, ладно, я поехал, – сказал я. – Спасибо вам. Вы, может быть, зайдёте по-соседски сегодня вечером? Посидим, поболтаем. Вот Светлана из Москвы вернется …

      Я хотел увидеть главу семейства, потому что от его домочадцев не удалось получить никакой интересной информации. Но как раз с главой семейства и случилась заминка.

      – А папа поздно возвращается, – сказал Никита.

      В его голосе угадывалось сожаление. Наверное, он не прочь был навестить нас.

      – Может быть, в какой-нибудь из выходных дней, – предположил я, чтобы не лишать его надежды.

      При прощании я поцеловал хозяйке руку, окончательно её смутив, и в сопровождении Кати и Никиты направился к своей машине.

      – А вы тут розыгрыши будете снимать? – спросил Никита.

      – Вряд ли.

      – Жаль! – вздохнул он. – Хотелось бы посмотреть!

      – Так приезжай на съёмки, – предложил я. – Я дам знать, когда мы будем снимать очередной розыгрыш …

      – Я не смогу, – сказал Никита. – Дел много.

      Этакий зубрилка. Корпит над учебниками, не поднимая головы.

      – Учишься? – сказал я понимающе.

      Он кивнул в ответ.

      Мы вышли к машине.

      – Давайте я вам помогу, – предложил Никита.

      Он явно хотел чем-то быть мне полезным.

      – Валяй! – легко согласился я. – Хотел тебя спросить, кстати. Ты не в курсе, что такое Горюшкин?

      «Горюшкин» – это было слово из странного письма, которое я обнаружил в почтовом ящике Светланы. Покойница Вероника Лапто написала: «Навестите меня в Горюшкине …»

      – Не Горюшкин, а Горюшкино, – поправил меня Никита.

      – Так что такое Горюшкино?

      – Это деревня такая.

      – Деревня? – удивился я.

      Не знаю, что именно я был готов услышать в ответ, но точно не «деревня».

      – Это здесь недалеко, – сказал Никита. – Километра три. Могу показать, если хотите.

      Я хотел.

      * * *

      Поменяв колесо машины, мы с Никитой отправились в Горюшкино.

      – Только там никто не живет, – сказал Никита.

      – Вообще никто? – удивился я.

      – Да. Заброшенная деревня. А что?

      Да ничего. Просто странно это всё. Сначала Вероника Лапто умерла. Потом покойница стала писать письма новой обитательнице своего бывшего дома. А сама тем временем обретается в деревне, в которой уже никто не живет.

      Мы ехали по проселочной дороге, забираясь, как мне казалось, всё глубже в лес. Дорога петляла по поднимающемуся всё выше склону холма, и когда мы выехали на его вершину, лес расступился, открывая нам унылый вид разорённой деревни. Здесь не было ни одного целого дома, а многие и вовсе были сожжены, и на месте пожарищ надгробными памятниками умершей жизни высились обожжённые огнём печи. Судя по тому, как бурно разрослись сорняки, люди здесь не жили давно. Может, они ушли отсюда пять лет назад, а может – двадцать пять, причем последний