Эпилог к концу света. Дарья Кузнецова

стал более резким, агрессивным. Потом стихло пение, остались барабаны и пятиструнный инструмент с корпусом из какого-то почти белого дерева или даже кости. Я не заметила, как и когда в круге остались только мужчины, но танец их теперь куда сильнее напоминал бой. А вскоре и вовсе зазвенела сталь, подпевая гулкому уханью одного большого барабана.

      К этому моменту я уже наблюдала не отрываясь, жадно, боясь пропустить хоть одно движение.

      Оружие у инчиров было выразительным, грозным – хищно изогнутые остроконечные клинки, чуть расширяющиеся в конце второй трети. Некоторые мужчины ловко управлялись сразу с двумя одинаковыми мечами.

      Сейчас я открыто любовалась воинами: да, непривычно крупные, они на первый взгляд казались массивными – но двигались легко, плавно, очень красиво. Эта красота сглаживала грубость и несовершенство лиц, крупные размеры и непривычные пропорции, позволяла не обращать внимания на странно тёмный цвет кожи и забывать резкие, слишком низкие голоса. Да, это не идеальный сплав смертоносной силы и красоты вроде Лераля или даже других, менее совершенных моих сородичей, но… что-то в них было. Не привычные, радующие глаз серебристые барсы, но – по-своему обаятельные и гармоничные медведи. В этот момент верилось, что я скоро привыкну к их странной наружности и даже, может быть, устрою себе удобную и приятную личную жизнь. Выберу какого-нибудь аборигена помельче и поаккуратнее… Вот, например, вроде этого инчира с набором трофейных когтей, вплетённых в височные косы.

      Полюбовавшись вволю и привыкнув к немного непривычному стилю боя, я, впрочем, засомневалась в своём выборе. Судя по всему, перед нами сейчас выступали самые молодые воины – я начала замечать ошибки, которых было немало. Но главное, я обратила внимание на татуировки и отметила закономерность: у сидящих мужчин, включая Чингара, сплошной узор покрывал почти всю верхнюю часть торса и руки до локтей, а у этих, пляшущих сейчас, чернел только на плечах. Да и смотрели остальные мужчины на молодёжь этак покровительственно, как на показывающих себя детей.

      По непонятной мне команде воинская пляска оборвалась, инчиры одновременно остановились и опустили руки. Из «зала» раздались одобрительные выкрики, подбадривания, молодые воины разулыбались, довольные похвалами. И в этот момент меня, отвлекая от созерцания, негромко окликнули по имени.

      Какой-то мужчина, огромный даже по сравнению с остальными, навис слева, аккуратно удерживая в обеих руках отлично знакомые мне ножны с клинком, и поклонился, демонстрируя желание вернуть мне оружие. Я спешно подскочила на месте и вцепилась в меч. Мужчина от неожиданности разжал лапищи, и я, даже не вслушиваясь, что он пытался сказать – всё равно ни слова не понимала, – потянула меч из ножен, ощущая его недовольство и мельком отмечая глубокие порезы на руках огромного инчира. Правильно, нечего заклятое кровью оружие трогать! Ему ещё повезло, что дурных намерений не было, а то порезами мог и не отделаться…

      Отбросив ножны,