Триптих в чёрно-белых тонах. Тамара Крюкова

вензель с названием ателье, производили странное впечатление.

      Всех этих мужчин с тросточками и дам с раскрытыми кружевными зонтами давно уже не было в живых. А в тот далёкий миг, когда их запечатлел фотограф, они ещё строили планы, переживали и радовались, ссорились и мирились. Особенно популярны были семейные портреты, где всё семейство, включая толстощёких карапузов на коленях у чадолюбивых родителей, усердно пялилось в объектив. Позы и выражения лиц так часто повторялись, что Клавдия скоро потеряла к фотографиям интерес.

      Видя, что она заскучала, Савва увлёк её дальше:

      – Здесь есть потрясающие чёрно-белые снимки. Настоящее искусство. Знаешь, мне вообще кажется, что с приходом цветной фотографии ушла её изысканность.

      – А мне нравятся яркие снимки. В жизни и так много серого, – сказала Клавдия.

      – А чего же ты тогда выряжаешься в серое? – спросил Савва.

      – Это практично, – отрезала Клавдия, дав понять, что не желает обсуждать эту тему.

      – Понял. Проехали. Не хочешь чёрно-белые, пойдём смотреть на модерн, – предложил Савва.

      Миновав несколько залов, они вошли туда, где были развешаны работы современных фотографов.

      – Что тебе больше всего нравится? – спросил Савва.

      Клавдия осмотрелась. Здесь фотографы представали, скорее, как художники, каждый со своим видением мира. Вот узкая улочка какого-то южного городка. От окна к противоположному балкону протянулись бельевые верёвки. На переднем плане развеваются на ветру, словно флаг повседневного быта, белые кальсоны. А вот бушующая красками картина стадиона, лица болельщиков расписаны под триколор французского стяга. А рядом райский уголок: изумрудная зелень и струящийся меж камней ручеёк, такой прозрачный, что в нём видна мелкая рыбёшка.

      Клавдия показала на него.

      – Вот.

      И тут её внимание привлекла соседняя фотография. Снимок обращал на себя внимание не яркостью и живописностью, а непонятностью. То ли решётка, то ли оконный переплёт. Молочно-белые квадраты в чёрной раме. А на них будто застывшие капли. Приглядевшись, Клавдия поняла, что это ступни.

      – Что это? Ноги?

      – Да. Пол из матового стекла. Вид снизу, – сказал Савва.

      Теперь, когда смысл снимка открылся, он завораживал ещё больше. В нём таилась загадка.

      – Пожалуй, эта фотография – самая интересная, – уверенно произнесла Клавдия.

      – Что и требовалось доказать. Чёрно-белое видение мира. В искусстве это придаёт остроту. Ты не безнадёжна.

      – Спасибо на добром слове. Ты что, позвал меня сюда, чтобы протестировать мой интеллект? Согласна, я дура, а ты о-очень умный.

      – Не обижайся. Вообще-то я собирался показать тебе нечто другое.

      Савва взял её за руку и повлёк назад. Они остановились перед чёрно-белым женским портретом. В снимке не было ничего примечательного, как, впрочем, и в самой женщине. Невыразительная внешность. Таких фотографий можно найти сотни в каждом семейном альбоме.

      Клавдия