Одиссей в бинарном мире. Кирилл Сазонов

перед собой пустым взором. – Ма? – повторил я, но ответа не последовало.

      Я подошел к ней и крепко обнял.

      – Ма, тебе не о чем беспокоиться, хорошо? – успокаивал я, но она продолжала молчать и только, слегка кивнув, прижалась ко мне…

      Мне так хотелось, чтобы, увидев мою улыбку, ее сердце немного успокоилось!

      Зашел мой отец и подошел к холодильнику: – Хочешь пива, Вик? – предложил он, вынимая охлажденное Weihenstephaner.

      – Ты же знаешь, я не пью, – сказал я со вздохом.

      – Да, правда…

      После тирады против алкоголя, которую я позволил себе, было бы весьма лицемерным пропустить бутылочку вайского, но, с другой стороны, отказаться от хорошего пива после всего мною пережитого?.. И кто знает, что еще мне предстоит!

      – А знаешь, давай!

      Я принес бокалы и открыл бутылку зажигалкой, самым известным способом, – хлопок от пробки при этом звучит громче.

      Легкий дымок ароматного ферментированного хмеля заструился вверх. Я разлил золотистый напиток по бокалам, и мы чокнулись.

      Вспомнить бы, когда в последний раз я пил спиртное. И хотя в целом у меня искреннее отвращение к алкоголю, все же от первого глотка хмельного я получаю истинное удовольствие, ощущая, как дрожжевой вкус смягчает засевшую в голове горечь.

      Не выпуская бокала, мой отец осторожно посмотрел на меня, потом тихо произнес зловещее «Хантингтон».

      – Четыре года, это правда?

      – Так говорит доктор, – подтвердил я.

      – Докторá! – простонал папа. – Они сказали твоему дедушке, что у него остался год… рак. А он прожил больше двадцати!

      – Да, помню, ты мне рассказывал.

      – И ты проживешь больше двадцати, Вик.

      – Хмм, надеюсь…

      – Конечно же, проживешь, – подбодрил меня отец. – Как же он тебя называл-то?

      – Ну, не знаю, не так много…

      – Казак, – прервал он меня, слегка повышая голос. – Виктор – казак! Так всегда называл тебя твой дедушка!

      – Что же теперь будет? Они собираются оперировать тебя или?.. – неожиданно вмешалась мама.

      – Мам, это генетическое и не поддается никакому лечению, – вяло и с неохотой повторил я слова Кокса.

      В этот момент наши с Несс взгляды встретились; она пыталась что-то добавить, но мой отец опередил ее:

      – Они же не собираются сидеть на задницах и ничего не делать, верно?

      – Мне могут назначить только то, что помогает против симптомов, – вздохнул я, глядя в свой бокал. – Паллиатив, как они называют.

      – И это все? – простонал он.

      – Да, это все, что они могут сделать.

      – Нет, не все, – в разговор вмешалась Несс. – Я читала в интернете об экспериментальном лечении… Я не всё знаю об этом, но есть реальный шанс для излечения, – продолжала она с энтузиазмом.

      Хотя я испытываю скептицизм ко всем, кто произносит слова «я читал в интернете», Несс не была среди них. Более того, я помню, что доктор упоминал нечто в том же духе.

      – Ну,