Ласковый ветерок. Угрюмый Алебардист

и с мольбой смотрела на Удзуро, ища помощи.

      Возчик выбрал самую крупную сливу и подал ей на ладони. Кобыла на мгновение замешкалась, затем потянулась губами и взяла угощение. Тот подал ей следующую, потом еще одну и еще. Он ласково гладил морду Сливки, шептал ей что-то нежное, успокаивающее, не позволяя терзавшим его мучениям прорваться наружу.

      На мгновение лошадь расслабилась и затихла, будто забыв о муках. Наступил момент безмятежности. Казалось, что она ребенок, уснувший на руках у матери.

      Удзуро положил ладонь на глаз Сливки. Она даже не вздрогнула, когда острие меча Гэмона, пробив височную кость, вонзилось в мозг.

      Возница прижал голову лошади к груди и, дав волю чувствам, зарыдал в голос.

      Бакку отер от крови клинок и убрал его в ножны.

      Отнявшему наконец голову мертвой кобылы от груди Удзуро почудилось, что на ее морде застыла та самая блаженная улыбка, с какой Сливка еще жеребенком находила материнское вымя.

      Возница подумал, что именно такая должна быть у лошади, скачущей по бесконечному небесному пастбищу со вкусом сладкой сушеной сливы на губах. Не нарушивший ее покоя удар был исполнен с великим искусством. На душе Удзуро сделалось легко и спокойно.

      – Я должен теперь отплатить за Вашу услугу, – произнес Удзуро, приблизившись к Гэмону, который напряженно всматривался в линию горизонта.

      – Это не требует беспокойства, – не оборачиваясь, ответил бакку.

      – Надо. Я так чувствую. У себя внутри, – непреклонным тоном возразил извозчик.

      – Хм, – Гатаи пожевал губу в раздумье, – видишь парус? – он указал на излучину реки.

      – Вижу, – подтвердил Удзуро, когда, приложив ладони ко лбу козырьком, наконец, различил торговый сампан.

      ***

      – Что ты там делал? – спросил купец и хозяин сампана Камада Онгон у только что вытащенного нагим из студеной воды Удзуро, которого гребцы, завернув в одеяло, с чашкой водки усадили на палубе.

      – Й-йа, х-хот-тел на-нять л-ло-дку! – стуча зубами от холода, но все же учтиво ответил тот.

      – В какое же место ты сунул деньги? – иронично поинтересовался купец, и команда дружно загоготала.

      – У н-него! – извозчик, не понявший юмора, указал на одинокую фигуру Гэмона на берегу и жадно отхлебнул обжигающую жидкость.

      – Кто это?

      – Это б-ба-к-ку, чел-ловек м-ми-ло-с-сер-дно-го ис-кусс-тва, его оч-чень ж-жду-ут. У на-мест-ника. З-зав-в-тра.

      – Вот как? – произнес Камада, подозрительным взглядом прочесывая поросшее редким кустарником побережье в поисках пригодных для засады разбойников мест.

      – Д-да.

      – Он заставил тебя искупаться в зимней реке, чтобы предложить подвезти до Кусётоно?

      – Не заставлял. Я сам.

      – Почему? – изумился купец.

      – Он изба-вил мою л-ло-шадь от пре-дсм-ерт-ных ст-рад-ан-ий. Од-ним уда-ром м-ме-ча. Я хо-тел отпл-ати-ть ему.

      – Мы же могли не вытаскивать тебя.

      – Ни-чего луч-ше я н-не при-думал.

      – Правь