Собрание Ранних Сочинений. Борис Зыков

ему было еще далеко, но по сравнению с нами, учениками, это был уже мастер. Он сразу как бы вырос в наших глазах, поднялся на целую голову и, наверно, потому стал глядеть на нас чуть свысока.

      – Где вы научились этому делу? – полюбопытствовал сержант Дубов.

      – А еще когда на гражданке был… Ходил на пароходе по Волге… Вот именно! Были дела-а… Капитан, скажем, дает радиограмму, а я ее быстренько диспетчеру – шлеп, шлеп, шлеп… А потом от диспетчера принимаю распоряжение для капитана или еще какую муру. В общем, работка не пыльна, да денежна.

      – И сколько ты получал? – спросил кто-то.

      – Ну, это неважно.

      – Правильно, – сказал сержант, – это не столь важно… Важнее будет, если он поможет кому-то из вас разобраться в схеме передатчика.

      – Я с удовольствием! – подхватил Тимофеев. – Ну, кому помочь?

      Солдаты примолкли. Никому не хотелось вот так, сразу, просить помощи. Это значило: признать себя слабаком да еще на глазах командира… Но и неудобно было оставить безответно добрые слова Тимофеева.

      – Вот Сергею помочь надо бы, – послышался чей-то голос.

      Тимофеев посмотрел на Воронина оценивающе. Кустистые брови Сергея сдвинулись к переносью. Ему стало даже не по себе. И не потому, что друзья отрекомендовали его как отстающего, а потому, что он, Сергей, во время знакомства (дернуло же его за язык!) ляпнул о Тимофееве что-то колючее, злое. А Тимофеев-то, между прочим, этого не заслуживает. Вон как близко к сердцу принял он неудачи Сергея! Хочет ему помочь, ему, который плохо усваивает азбуку Морзе, слабо разбирается в аппаратуре.

      Правдивый по натуре человек, Сергей не мог не сказать Тимофееву о том, что думал про него вначале.

      – Э, пустяки! – ответил тот, вынимая из кармана сигареты. – Закурним?

      – Спасибо, не курю… Они сдружились быстро, и сержант Дубов был доволен: дружба с Тимофеевым могла пойти Воронину только на пользу. Это заметно стало скоро. Сергей в классе стал внимательней и спокойней.

      Над Тимофеевым солдаты иногда подтрунивали, удивляясь его странностям, особенно тому, что он стороной обходил библиотеку.

      Ротный писарь, острый на язык, спросил однажды:

      – Почему ты книжек не читаешь?

      – А ты сам-то читаешь? – пошел в контратаку Тимофеев. – Ну-ка, что прочел за последнее время?

      Писарь смутился и уже, наверное, был не рад, что зацепил Тимофеева, но отступать было поздно, стал перечислять, загибая пальцы.

      – Четыре тома Бальзака, два – Джека Лондона, «Разгром»…

      – Минуточку, чей «Разгром»? Фадеева или Золя?

      – Фадеева А-еще-я-прочел «Товарищи по оружию», «Максим Перепелица» и…

      – И все? – перебил Тимофеев, наигранно удивленный. Заговорщицки подмигнув солдатам, добавил: – Все эти книги я проглотил, когда ты еще слушал бабушкины сказки. Вот именно!

      Писарь ухмыльнулся. Не таков он был, чтобы остаться в долгу.

      – Верю, – согласился притворно, – верю, что все эти книги ты проглотил, а теперь самая любимая твоя книга – книга увольнений в город.

      Солдаты