Петушок или курочка. Алексей Николаевич Вронский

творил чудеса: опускался, ревел, но каким-то чудесным рывком выныривал из очередной грязевой трясины. Брызги с колес летели и покрывали бурым цветом заросли придорожной травы. Встречного транспорта почти не было. Мы проехали уже километров шесть, как дорожное полотно расширилось вдвое, и жидкое месиво превратилось в зыбучую болотную топь. В низине скопилось гораздо больше воды, чем на других участках, чувствовалось, что дорога сделалась намного хуже, и каждый новый отрезок давался с огромным усилием. Все уже понимали, что долго это продолжаться не может, и хоть и надеялись на лучшее, но с ужасом представляли, что будет, если мы застрянем. Урал выбрался на более-менее твердый участок дороги, чуть разогнался, чтоб проскочить очередную водную топь, и как-то осел, истошно надрываясь и ревя. Он торопливо попытался откатиться назад и с раскачкой рвануть вперед, но зарылся еще глубже, а движок стал «кашлять» и «чихать».

      Все стихло. В кузове беспокойные пассажиры стали перегибаться через борт и смотреть вниз.

      – Сели, …бена мать. Давеча здесь всегда садились, и тут не сумел. – Дверь кабины раскрылась, и оттуда высунулась голова Перева́лкина.

      Он посмотрел вниз и полез обратно в кабину переобуться в болотники, высунулся через полминуты и осторожно спустился в воду. Вода едва не залилась ему в сапоги. Он сделал несколько осторожных шагов и выбрался на сухую обочину.

      – Ну что, Пантелеймо́ныч? – кто-то крикнул с кузова. – Выберемся или надо за трактором идти?

      – Не, тут не пройдешь, встали так, что …

      Далее шел мат, который я в то время не совсем понимал. Чудились какие-то странные слова.

      – Я́комлемна! – он обращался к бабушке. – Я пойду до Глобéнок за трактором, килóметра полтора будет. Пойдете с мальцом в деревню? А то пока нас вытащат.

      Он помог нам спуститься с кузова и перенес меня на обочину. Далее шел долгий и неприятный путь до Глобéнок. Дедушка остался в кузове сторожить вещи. Глобéнки была совсем небольшой деревенькой на десять дворов, но там был свой тракторист. Перева́лкин шел прямиком к его двору. У дома красовался оранжевый гусеничный трактор с готовым намотанным тросом сзади. Мы зашли в избу. У тракториста был обед и нас позвали к столу. В доме находилась еще какая-то пожилая женщина, которая подавала на стол.

      Нас напоили молоком, поставили сковороду с картошкой и банку соленых огурцов. Я ел и слушал разговор мужиков.

      – Где сел? У мóста что ли или поближе?

      – Да, прям у мóста, как и в прошлый раз.

      – Я уж две недели тягаю оттуда.

      Тракторист не торопился, спокойно наливал водку, выпивал полстакана и смачно закусывал огурцом; брал огромный ломоть ржаного хлеба и ел со своего края сковороды, всякий раз старательно облизывая ложку.

      – Ща вытащу, не волнуйся.

      Он специально затягивал время, хотел, чтоб Перева́лкин пообещал ему больше денег. Потом они вдвоем ушли во двор, долго возились там, заводили трактор, и медленно, покачиваясь, поплыли в сторону дороги.