Мадемуазель Шанель. К. У. Гортнер

таскаешь из библиотеки книги.

      – Не может быть!

      Джулия вскинула брови:

      – Сестра Женевьева не слепая. И всем известно, что ты читаешь каждую свободную минутку. Ты что, думаешь, свечки у тебя под одеялом невидимые? Думаешь, никто не замечает, как ты выставляешь коленки под простынями, стараешься скрыть, чем ты занимаешься?

      – Ну ладно… По крайней мере, я не занимаюсь тем, чем Мари-Клер под одеялом, – усмехнулась я.

      Джулия снова вздохнула:

      – Тебя пошлют в другой монастырь, а уж там выйдешь на свободу и найдешь себе место. Нет, ты не кончишь жизнь, как наша мама. Или как я.

      Я сжала ее руку:

      – Да что ты, я никогда не оставлю вас с Антуанеттой. Что бы ни случилось. Если у тебя нет призвания стать монахиней, подыщем и тебе подходящее занятие. Только не позволяй Мари-Клер с ее подружками третировать себя. Они делают это только потому, что считают тебя слабой.

      Она посмотрела на наши переплетенные руки:

      – А я и есть слабая. Я совсем не похожа на тебя, Габриэль.

      – Значит, ты должна научиться быть сильной. Будешь давать слабину, на тебе все кому не лень станут верхом ездить.

      Монахини объявили, что пора возвращаться. Девочки, которые лазили по скалам, вернулись с измятыми юбками, а мы с Джулией подхватили туфли с чулками и затрусили вниз по склону холма, туда, где нас ждали монахини.

      Мы присоединились к остальным и направились к монастырю, и я вернулась к прежнему разговору:

      – Не знаю, есть у меня талант или нет, но я сделаю все, чтобы с вами ничего не случилось.

      – Да, – отозвалась Джулия, не поворачивая головы. – Не сомневаюсь, ты постараешься.

* * *

      День, когда мне исполнилось восемнадцать лет, начался, как и всякий другой день: нас разбудил звон колокола, еще совсем сонные, мы собрались в часовне, потом был завтрак, развод по урокам и ежедневным обязанностям. Я вышивала узор на наволочке и все поглядывала на дверь, ожидая, когда меня вызовут к аббатисе. Я была так рассеянна, что работала спустя рукава, пока на это не обратила внимания сестра Тереза.

      – Габриэль, что с тобой сегодня? – недовольно проворчала она. – Посмотри, как ты тут напутала. На тебя это так не похоже.

      Я взглянула на свою вышивку и увидела, что она права: нитки у меня спутались, образовалось много узлов.

      – Распусти и начни сначала, – приказала сестра Тереза. – Немедленно, слышишь?

      После того триумфа, когда мне удалось вышить камелии на носовом платке, я уже редко делала ошибки. А если и ошибалась, никто другой не ругал меня так, как ругала себя я сама, и добиться успеха мне помогало страстное желание сделать красиво, стремление к совершенству. А тут вдруг я ощутила отвращение к шитью.

      – Я что-то плохо себя чувствую, – отозвалась я. – Овсяная каша утром была какая-то странная, живот разболелся. Можно, я в туалет выйду?

      – Да-да, конечно, но долго не задерживайся, – махнула рукой сестра Тереза.

      Я пулей выскочила в коридор