Скороговорки медленных раздумий. Птичник крысолова. Книга тридцать шестая. 50 стихотворений.. Валерий Дудаков

перечислить всей хулы.

      Как спецпатологоанатом,

      Как циник, всех пославший на х… й,

      Пороки он вскрывал людей

      И видел гнойники, нарывы

      Тех, кто ему «не вышел рылом»,

      Сей пасквилянт и лицедей.

      И всех, кто хочет иль не хочет,

      Он оболжёт, в дерьме замочит,

      Хотя он с ними долго знался

      И в дружбе верной, вечной клялся,

      Ему едино – враг иль друг,

      Живут пусть там, пусть здесь живут,

      В суд подадут за клевету.

      Он верховодит, судит, рядит,

      Всем обвинитель, прокурор,

      А в довершение нагадит

      Завистливый «парижский вор».

      Будь президент Барак Обама,

      В терминологии Воробьева,

      Почище сленга воровского,

      Он ниггер и Бардак Е… аный,

      Но визгу и хулы не будет,

      Коль на язык попался б Путин,

      Какое б вы сказали дело

      Нам до того? Слиняла смелость.

      Шизофрения, пьянство, блядство

      Его «конёк», святое братство,

      Сменив палитру на поллитра,

      Живописать и рисовать —

      У них лишь время отнимать,

      И, как писал еженедельник,

      «В Парнас вскарабкался бездельник»

      И объявил всё это злом,

      Короче, людям повезло,

      Ведь для реклам такого рода

      Настала оттепель погоды.

      Так стали Воробьёва книги

      Всем нам показанные фиги,

      В которых много злой брехни

      Его героев, их родни.

      Пора бы стих и подытожить —

      Вселенский гул, эффект ничтожен,

      Но сколько пыла, силы страсти,

      Карает всех его рука.

      Но, ради правды, я не скрою,

      В его пасквильных «Леваках»

      Есть три богатыря – героя,

      Которых он слегка уроет,

      Но выдаст за борцов идейных.

      Пусть Нусберг, Ситников и Гробман

      Забыты памятью народной

      И мне их вспомнить что-то лень,

      Да шайку этих прохиндеев

      И не отмоет судный день.

      Что ж, будь прижизненный я классик,

      Иль это только лишь мечта,

      Сказал бы: все мы в Божьей власти,

      И те, в ком правды ни черта.

      Моя тропа

      Не пойму, почему, как же так,

      Что не знал я вас прежде,

      Но почти уже свыкся,

      Пусть, впрочем, сноровка не та,

      Лишь теперь понимаю,

      Что эти озёра Медвежьи,

      Для меня, заплутавшего,

      Верная волчья тропа,

      Там, где спрятался лес

      В стекленеющих глянцевых водах,

      В их бездонной глуши,

      Отраженье небес синевой,

      Нахожу я себя,

      От сует отвернувшись, и чтобы

      Мне не в стае брести,

      А своей лишь дорогой одной.

      С каждым годом она

      Всё сужается, меньше и тоньше,

      И конец уж пути,

      Вероятно, совсем не далёк,

      И в вечернем закате

      Церковный звенит колокольчик,

      И склонится во ржи,

      Синь небесную скрыв,