Зимний мальчик. Василий Павлович Щепетнев

, возможно, встретятся читателю – тоже выдумка, и не имеют ничего общего с реально существовавшими и существующими персонами.

      Неправда это всё, в общем.

      2026 год

      Огонь сметает всё: дома и деревья, небо и землю. Я стою спиной к городу. А то бы ослеп. Волосы на затылке, одежда – горят. Мне больно.

      Всё-таки прилетело.

      Жаль.

      **********

      Глава 1

      1

      1972 год 20 июля, четверг

      ПРОБУЖДЕНИЕ

      Вокруг тьма. Полная. И тишина. Только тянет гарью издалёка.

      – Миша, ты как? – голос папеньки. Значит, загробная жизнь всё-таки существует, и мы встретились.

      – Да так, ничего – отвечаю я. Голос громкий, ясный, чистый. Молодой.

      – Что-то приснилось, Миша?

      Пятно света на стене, слабое, жёлтое. Старый фонарик с лампочкой накаливания.

      – Что-то, – отвечаю и сажусь.

      Окно озарила вспышка, и в мертвенном свете вижу отца – в халате, китайским фонариком в руке. Секунду спустя – оглушительный гром.

      Похоже, чистилище. Или даже ад.

      – Гроза-то какая! Света нет по всей Сосновке.

      Ага. Не чистилище. Сосновка.

      – Значит, всё в порядке? – продолжил папенька.

      – В порядке, – отвечаю я.

      – Тогда досыпай. Утром в аэропорт.

      – Досплю.

      Папенька уходит, оставляя меня в темноте.

      Впрочем…

      Я опускаю руку. Под тахтой – свой фонарик. В Сосновке перебои с электричеством не сказать, чтобы часто, но и не совсем редко. Если сильная гроза, или ветер особенный, ураганный. Но ураганы редки. Не Канзас.

      Включаю фонарик. Такой же тускло-желтый свет. Или после вспышки так кажется?

      Смотрюсь в зеркало. Лицо недоуменное. Молодое. Более того, юное. Тело тощее.

      Задумываюсь. Я старик, которому снится, что он молод, или юноша, которому приснилось, что он старик посреди ядерной войны?

      Спать хочется.

      И я уснул. До утра.

      Июльское утро раннее. Папенька ест свой обычный завтрак – два яйца всмятку, бутерброд с вологодским маслом, стакан травяного чая. Я – рисовую кашу с рыбными тефтельками и маленькую чашечку кофе, две чайных ложки с верхом. Растворимый, скоростной.

      Говорим мало, о незначащих вещах: гроза была сухая, без дождя, а жаль. Электричество дали быстро, холодильник не разморозили, утро ясное.

      Звонит красный будильник – пора в путь.

      Выходим из дома, садимся в машину, серую «Волгу», последнюю в своем роде. Папенька говорит, что Петрович проверил её со рвением, что-то подтянул, что-то продул, но в целом автомобиль в прекрасном состоянии.

      – Это хорошо, – отвечаю я, и трогаю плавно, без рывков. Практики вождения у меня немного, но я способный ученик. А папенька за руль садится редко. Не любит этого.

      Мы едем в аэропорт. Папенька улетает на гастроли. Вся труппа уехала позавчера, поездом, а он сегодня.

      В аэропорту достаю из багажника папенькины чемоданы, те самые, из

      Чехословакии, куда папенька ездил с вместе с маменькой на гастроли в далеком шестьдесят седьмом. Отношу к стойке. Папенька – депутат, потому ему положено без очереди, но очереди и нет, час ранний, это первое, а второе – в июле все летят на юг, а папенька – в Свердловск.

      Проходим в депутатский зал ожидания. Ожидание, полчаса, длится долго. Папенька отдает последние советы и указания.

      Наконец, объявляют посадку.

      Я смотрю со второго этажа, как взлетает «Тушка». Красиво взлетает.

      Возвращаюсь в машину, еду домой, в смысле – на дачу, последние полгода я живу на даче. Загоняю «Волгу» в гараж. Чтобы «ЗИМ» не скучал. В тесноте, но не в обиде. Переодеваюсь, иду на электричку.

      У меня сегодня биология. Приезжать на вступительные экзамены на папенькиной «Волге», да хоть и на дедушкином «ЗИМе» дурной тон. Да и вообще это у нас семейное: ни папенька, ни дедушка вождением не увлекаются. Мне тоже ездить особенно некуда, а хвастаться нет желания. В классе мы два года занимались автоделом, то есть мальчики. Девочкам преподавали домоводство. И теорию, и вождение все сдали, но права получать отсрочили до восемнадцати лет.

      Правда, мне права вручили неделю назад. В порядке исключения. Как же, отец депутат, это раз, ведущий солист оперного театра, это два, а мать – сама Соколова-Бельская, это вообще отпад. Потому права у меня за подписью самого главного областного гайца. Можно сказать, права с отличием. И от гайцов неприятностей я не жду, а всё ж ни к чему пижонить.

      Электричка прибыла в срок, и через двадцать минут я в вестибюле института. Иду в экзаменационную комнату. Пока остальные мнутся и жмутся, прохожу в первые ряды, беру билет и готовлюсь, рисую на листке зайчиков и лисичек. Подождав положенное время, отвечаю. Получаю пять баллов