И солнце взойдет. Он. Варвара Оськина

одного местечка, чёрт возьми, для лучшей ученицы грёбаного Хэмилтона, на которого они там молятся всем континентом?

      – Дело не в том, лучшая я или нет! Здесь все равны.

      – Враньё! – раздался разгневанный вопль. – Я лично разберусь с этим. Министр здравоохранения задолжал мне парочку объяснений…

      Динамик взорвался сухим надсадным кашлем, и Рене медленно выдохнула.

      – Прошу тебя, не вмешивайся. Сейчас сентябрь, – принялась терпеливо объяснять она, как только в динамике утихли хрипы, – а подбор и ротация заканчиваются в марте, поэтому чудо, что мне вообще нашли место. Конечно, я могла подождать, но доктор Филдс сказал, главное – получить лицензию. Потом я уже смогу пройти нужную специализацию.

      – Ну разумеется, он так сказал… – устало отозвался Роше, а затем послышался стук стеклянного стакана о деревянную столешницу. – Я понятия не имею, кто такой Филдс, не знаю о ваших программах и правилах, но обязательно это выясню.

      – Не надо!

      – Не перебивай! – Глава Красного Креста резко оборвал попытку сопротивления. – Выясню хотя бы потому, что уверен в одном: тебя обманули. Нагло сыграли на твоей молодости и на том, какая ты!

      – Не оговаривай людей, которых, сам признался, не знаешь. – Рене почувствовала, как внутренности скручивает спазм отчаяния. Она не хотела ругаться! Не сейчас. Не с ним. Она нервно вцепилась в белокурую косу, перебирая волнистые пряди. – Меня позвала сестра профессора Хэмилтона. И это был акт доброты, а не подлости! Мы говорили с ней после похорон и…

      – Ах, так там ещё эта ведьма! – едко протянул Роше. – Поди, и скандальный сынок её где-то рядом. Гнилая семейка.

      – Дедушка, я прошу! Прошу, перестань, – взмолилась Рене. – Это семья моего учителя – плохая или нет, не нам судить. Да и никому из ныне живущих!

      Максимильен Роше ничего не сказал на это.

      – Куда тебя переводят? – последовал сухой вопрос, и стало очевидно, что каждый решил остаться при своём мнении. Однако любви оказалось достаточно, дабы прекратить неприятный разговор.

      – Больница общего профиля в Монреале, – после небольшой заминки отозвалась она, с трудом расшифровав аббревиатуру под эмблемой университета.

      – Господи, а ведь ты действительно считаешь это «актом доброй воли», – зло хохотнул Роше.

      – Люди проявили ко мне участие, почему я должна подозревать их в теориях всемирного заговора?

      – Да потому что не представляешь, куда тебя ссылают! – попробовал опять закричать он, но вовремя остановился и продолжил уже намного спокойнее: – Общий профиль больницы – это горячая точка… передовая… эпицентр кризиса и напряжения. В таких местах врачи выгорают быстрее, чем успевают сказать «зашиваем».

      – У меня нет других вариантов. Поэтому, пожалуйста, не надо никому звонить, ничего спрашивать, угрожать или, не дай бог, ставить условия. Об этом тут же узнают, а я не хочу сплетен. Мне это не нужно.

      Последовала небольшая заминка,