Священник – тот, к кому приходят люди. Владимир Алексеев

было ясно – стало кромешно.

      Тёмная ряска вместо стихии.

      Время показывает неспешно,

      Кто мы такие, кто мы такие.

      «Толпа – фуфаечки, кепарики…»

      Толпа – фуфаечки, кепарики,

      Топорик каждому не внове.

      Гундосят тонкие комарики,

      Чтоб отолстеть, напившись крови.

      Тайга – она не променадная,

      Ни лоск, ни форс не понимает.

      Зимой, когда согреться надо бы,

      Мороз до дрожи пронимает.

      А летом – гнус, такое времечко,

      Одёжный пот – не для парада.

      Течёт толпа, глухая реченька,

      Из запашистого барака.

      Барак поскрипывает нарами,

      От тел пригорбленных избавясь.

      Так под ветвями сухопарыми

      Свободы дерзкой зреет завязь.

      Так дума тайная крамольная

      На темя потом проступает.

      Так старый поп в земле намоленной

      Могилу для себя копает.

      Когда в барак загонят поскору

      Конвой, нужда и непогода,

      Приснится рай, Христос с Апостолом,

      А может – Сталин и Ягода.

      «Дом расширен и стеснён…»

      Дом расширен и стеснён

      Серым сумеречным часом.

      Только нимбы у икон

      Золотятся над левкасом.

      Только пламя в камельке

      Юрко скачет, словно белка,

      В каждом малом угольке

      Рассыпая искры мелко.

      Что за окнами? Туман,

      Стрёкот августа цикадный.

      Разложи архив бумаг,

      Правь рукою беспощадной.

      Мни и комкай ночи, дни,

      И бросай без страха в топку.

      Пых, да пых – огни, огни.

      Были – были, ну а толку?

      Был ты, не был – кто прочтёт?

      Только ветер над трубою.

      И велик ли в том почёт —

      Грезить участью другою?

      Всё туманно вдалеке,

      Славит истину, не брешет

      Только этот в камельке

      Огонёк, что душу тешит.

      «Туман свивается над речкою…»

      Туман свивается над речкою,

      Где норов трав остёр и сыр.

      Покрыт епитрахилью вечера

      Закатный мир, остывший мир.

      Полоска узкая на западе

      Ещё горит над ивняком.

      Вблизи рогоза в тёмной заводи

      Шевелит рыба плавником.

      А звёзды сыплют в небо искрами

      Недосягаемую даль,

      Как будто принимая исповедь

      В апостольские невода,

      Как будто обнимая ласкою,

      Не укоряя, не журя

      Давно невзрачную, не баскую

      Больную душу сентября.

      Листва бесшумно, редко падает

      С ветвей ракит, с ветвей берёз.

      Луна огнистою лампадою

      Пророчит утренний мороз.

      И будет путь подмёрзшей глиною

      Туда, где теплит свой Престол

      На взгорке церковка старинная

      С давно обрушенным крестом.