Паршивый отряд. Иван Геннадьевич Фаворов

счастье, оказавшееся лишь его иллюзией, лопнуло как мыльный пузырь и теперь от этого особенно больно. Быть обманутым, осознавать несовершенство своего восприятия, понимать, что жил воображением счастья, закрывал глаза на свидетельства приближающегося краха. Всё опостылело и дом, и потухший очаг. Единственный город, ставший чужим, словно мир в котором он жил исторг его из-под своего омофора, и некуда бежать, нельзя разделиться и покинуть отравленное изменой сознание. Нет места, в котором можно было бы спрятаться от себя. Нет рычага за который можно было бы потянуть и переиграть сложившуюся последовательность событий.

      Под гнётом таких мыслей, через некоторое время, Кот забылся тяжёлым, хмельным сном, трепавшим его до утра, по весям вязких сновидений. Оставивших в памяти только липкий отпечаток грязи.

      Проснулся Кот под открытым небом и только потому что яркое солнце светило ему прямо в лицо. Сильно помятый и с травинками в волосах он сел, сердито щурясь уставился в том же направление куда смотрел ночью на чернеющие вдалеке силуэты руин, которые, как гнилые зубы возвышались из цветущих весенней травой полей. Голова гудела, как вечевой колокол и Кот точно знал – сегодня он пить не будет. Не стоит оно этого, головной болью сердечную не перебьёшь. Посидев ещё с полчаса глядя на живописные просторы, он медленно побрёл к своему давнему другу Сильвестру по прозвищу Канат. Кличка эта прилипла к его товарищу ещё в детстве, когда он возвышался над своими сверстниками приблизительно на полголовы и потрясал всеобщее воображение гибкостью узловатых конечностей. Повзрослев, он также оставался необычайно худым и высоким, поэтому кличка была актуальной по сей день и так укоренилась среди народа, что по имени его называли редко.

      Кот дружил с Севой ещё со школы, и они, можно сказать, были закадычными друзьями, а это значит, что перед Канатом не стыдно предстать в любом состоянии.

      Улыбка расплывалась на лице Сильвестра всё шире и шире при виде Кота.

      – Ну ты страшён братец мой! – Канат похлопал его по плечу, а потом тем же движением начал отряхивать. – Ох, если Дуняша тебя увидит конец нашей дружбе.

      Он покачал головой и рассмеялся.

      – Чайку нальёшь? – Прохрипел Кот морщась оттого, что мир вокруг него начало закручивать по спирали к центру.

      – Судя по твоему виду тебя рассолом надо неделю отпаивать… чайку…хе, – и Канат опять рассмеялся.

      Дуняша, увидев Кота только фыркнула и сделала движение глазами, которое он не мог бы повторить, но оно явно означало что-то типа: «чего от вас ещё ожидать» или «а могло бы быть иначе?». Будь Кот чуть в лучшей физической форме, он мог бы и обидится, так как сам себя пьяницей или хотя бы выпивохой не считал и никак не мог предположить, что производит такое впечатление на других людей. Своё состояние он оценивал, скорее, как несчастный случай. Но сейчас он был не способен к полноценной рефлексии, поэтому только беспомощно улыбнулся в ответ на её реакцию.

      Дуняша