Белая роза. Огюст Маке

друг, он был, как херувим, излучающий жизнерадостность и веселье. Никогда, дорогая крестная, я не свыкнусь с мыслью, что больше не увижусь с ними. Никто не убедит меня в том, что мы с Ричардом более не встретимся в этом мире. Сейчас говорят о воскрешении одного из них. А вот я верю, что живы они оба. Их убийство было бы слишком отвратительным преступлением, Бог такого не допустил бы. Но если даже они умерли, то разве милосердный и милостивый Бог не может воскресить тех, кого захочет? Я прошу Его об этом каждый день, и вся Англия умоляет Его, стоя на коленях.

      Маргарита заключила Катрин в объятия, покрыла поцелуями ее чистый лоб, и даже сама почувствовала себя более свежей, соприкоснувшись с этим бутоном трепещущей молодости.

      – Девочка моя дорогая, – сказала она, наконец, – как же я могу не любить тебя до безумия? Вот только быть такой, как ты, я уже не могу. Годы давят на меня, и я уже не в состоянии расправить крылья, потому что растеряла все перья.

      – Вы уверены? – прошептала девушка с очаровательной улыбкой.

      – А ты сомневаешься?

      – Неужели вы растеряли все иллюзии, дорогая крестная? Не могу в это поверить, да и все ваше поведение свидетельствует об обратном. Вы только не сердитесь, пожалуйста, я просто хочу вам сказать, что дух ваш так же молод, как и мой. Вы требуете доказательств? Пожалуйста. Все знают, что во время военных действий, которые якобы вел этот Ламберт Симнел, выдававший себя за герцога Уорвика, вы пожертвовали ваши богатства и послали ваших солдат, надеясь, что победит несбыточная мечта, которая дорога вам, потому что она напоминает о величии Йорков.

      Маргарита покраснела. Она хранила молчание, побежденная находчивостью и логикой этой юной девушки.

      – И потом, – продолжила Катрин, обняв герцогиню, – неужели вас действительно одурачил этот самозванец? Ведь это не так. Вот видите, вы, как и я, не можете жить без иллюзий.

      – Катрин, – серьезным тоном ответила герцогиня, – я всегда готова быть одураченной, когда при мне произносят имя представителя нашего рода, и то же самое, я полагаю, можно сказать о любой настоящей английской женщине. Неважно, живы лишь души принцев или они живы во плоти, главное, что в них воплощены кровь и золото Англии.

      Услышав это, девушка сникла. Она инстинктивно ощутила, что ее прямота могла больно задеть какие-то глубоко запрятанные чувства герцогини, что ее детский взгляд не должен был так глубоко проникать в ее душу. Между тем их беседа продолжилась. Они говорили о Фрионе, о Якове IV, о настроениях в Шотландии. Нетрудно догадаться, что теперь Маргарита не делилась с девушкой и половиной своих мнений и планов. Ведь в ее неугомонной голове уже выстраивались новые комбинации.

      На следующий день, восстановив силы после волнительных бесед и утомительного путешествия, Маргарита, расположившись в своих покоях, велела позвать Фриона и завела с ним серьезный разговор о последствиях враждебной политики Генриха VII для Шотландии и сторонников Йорков, а также об оппозиции королю вдовствующей