Пятьдесят слов дождя. Аша Лемми

не зная, как поступить дальше. Ворота были открыты, однако она словно знала, что входить не следует, и повернулась к матери, которая уже успела вернуться к машине.

      – Окасан! – взвизгнула Нори, в один миг утратив былое спокойствие.

      Ей хотелось броситься обратно, но что-то удержало девочку, приковав к месту, – что-то беспощадное, безжалостное, не позволявшее ни шелохнуться, ни вздохнуть, ни крикнуть. Мать бросила на нее последний, странно ясный взгляд, а затем села в машину и захлопнула дверцу. Автомобиль пронесся по улице, завернул за угол и скрылся из виду.

      Нори потом долго стояла как вкопанная. Когда она наконец возобновила свое медленное шествие по дорожке, пересекающей двор, солнце уже было высоко. Все еще ошеломленная, девочка подняла крошечный кулачок и легонько постучала в ворота, которые скрывали дом, оставляя видимыми лишь верхние этажи и нависающую крышу. Никто не ответил. Нори толкнула ворота, отчасти надеясь, что створка не поддастся. И та не поддалась, слишком тяжелая для малышки, и пробовать второй раз не имело смысла.

      Норико села. И принялась ждать. Чего именно – сама не знала.

      Несколько мгновений спустя ворота открылись, и вышли двое крупных мужчин в костюмах, с презрением глядя на Норико сверху вниз.

      – Уходи, девочка, – сказал первый. – Здесь не нужны попрошайки.

      – Я не попрошайка, – возразила Нори, вставая на ноги. – Я – Норико.

      Мужчины безучастно на нее уставились. Нори протянула конверт, который ей дала мать.

      – Камидза Норико дес.

      Мужчины переглянулись и молча исчезли за воротами.

      Нори опять осталась ждать.

      Еще один долгий миг – и первый мужчина вернулся.

      – Пойдем, – поманил он пальцем.

      Он подхватил ее вещи и зашагал вперед, и Нори пришлось броситься за ним следом. Прекрасный огромный дом походил на дворец, однако внимание девочки быстро сосредоточилось на стоящей перед дверью фигуре.

      Пожилая женщина с глазами как у ее матери и серебристыми прядями в аккуратно уложенных волосах уставилась на Норико с полнейшим недоверием.

      Поскольку иного ей не оставалось, Нори сделала, как было велено.

      – Комбанва[3], обаасама[4]. Меня зовут Нори.

      Часть I

      Глава первая

      Песнь воды

      Киото, Япония

      Лето 1950 года

      Боль пришла быстро. Явилась пугающим всплеском. И ничто не могло остановить ее жуткое шествие.

      Боль пришла быстро. Само действо длилось куда дольше.

      Нори едва ли не приветствовала вспышку боли, ведь она была самым приятным из того, что последует. Сперва покалывание, словно маленькое перышко выбивало на коже джигу. Затем растекалось жжение. Один за другим каждый нерв тела возбуждался и вопил, пока все они не слились в единый хор протеста. Затем – слезы. В свои юные годы Нори научилась их не сдерживать, иначе станет хуже. Если сдерживать, то она начнет урывками втягивать воздух носом, чувствуя, как туго сжимается грудная клетка. А потом из носа потекут сопли, смешиваясь со слезами тошнотворным варевом, которое слишком

3

Добрый вечер (яп.).

4

Крайне уважительное обращение к бабушке в японском языке.