Ищу невесту для дракона. Дарья Сергеевна Урусова

по ветру, глаза белёсые, с чертовщинкой, выпучила и стою на своём. Нече к порядочным кикиморам с такой миной ящерной суваться.

      – Я ищу змею. Оборотня. Её след в этом месте обрывается. У твоего лежбища.

      Я от такой наглости чуть шишкой с короны не подавилась, которая неожиданно от дуновения сильного ветра свесилась на тонкой веточке и мне морду прикрыла. Стоит наглец гордый, плечи широкие, морда важная, холёная, волосы длиннющие и двумя косами – змеями по спине спускаются, наряд дорогой, вычурный. Я таких до жути не люблю.

      – Не видала я тут змей. Они зимой по сонному лесу не шастают, а у себя в домах спят, почивают.

      Голос у меня скрипучий, тихий, как шелест листвы, но магии в нём много: сразу понятно, на чью территорию ступаешь.

      Дракон насупился, на камень зыркнул и опять на меня уставился, как кабан по весне на гору желудей, словно сожрать хочет.

      – Ты мне, кикимора, зубы-то не заговаривай, я вашу братию хорошо знаю. У тебя змея прячется.

      – Ишь, какой умный выискался! Всё-то он, касатик, знает, ведает. Да только не знает, как и с кем разговоры вести. Не обучили в гнезде мама с папенькой, что перед силой природы надобно по-доброму голову склонить и помощи просить учтиво.

      Заледенело небо зимнее, проснулась Пурга – матушка, Зима суровая один глаз открыла и глянула, кто на её сестрицу голос повысил. Почуял неладное дракон, оглянулся по сторонам, присматривается, чует, что магия древняя к нему со всех сторон подбирается, к разговору нашему прислушивается.

      – Не отдашь, значит. Тогда передай ей, что через три дня будет камень гостей привечать. И если к этому дню она не явится, я с её сопровождением отцу отправлю письмом, что его дочь сбежала и в лесах скрывается.

      Морду задрал и смотрит на меня свысока.

      – Странный ты, дракон. Гордости много, а ума мало. Разве можно так девиц привечать? Родным отцом им угрожать? Так любовь не купишь, не получишь.

      – Не твоё дело, – чуть наклонился ко мне наглый ящер. – Ты сидишь в своём болоте, вот и сиди, а в наши дела не лезь.

      Я улыбнулась кривозубо и лукаво. Ох и глупый ящер попался! Такие только по тернистому пути и хаживают, и наглой мордой землю вспахивают, когда их жизнь-судьбинушка подножками награждает.

      – Ты, ящер, говори, да не заговаривайся! На моём болоте я вправе тебя и под кустом прикопать, и имени не спросить. Ишь, какой грозный выискался! Ты это мне, кикиморе болотной-огородной, угрожаешь?! Совсем страх потерял?! Так я тебе быстро крылья к земле прижму! Чтобы ноги твоей больше в моём болоте не было!

      Топнула ногой, хрюкнула, клюкой по болотной кочке провела, и силы лесные подхватили злющего дракона и унесли с глаз моих прочь. А он мне всю дорогу вслед смотрел.

      Вернулась домой, а меня от злобы лютой аж потряхивает. Шишки на голове ходуном ходют, бусы рябиновые позвякивают, мох по ногам иголками замёрз. Села на резное креслице и засопела. Такая обида меня тут взяла, злость великая, захотелось показать этому дураку высокомерному, где комары по ночам обитают.

      – Нет, ну надо же! Вот зараза