Комитет охраны мостов. Дмитрий Захаров

врубил по радио приторное восточное улюлюканье. Саундтрек для Бахи, подумал Никита.

      Вышел на «Агропроме» и пошёл пешком. Тут уже не так далеко, а пробки достали.

      К ботинкам всё время липли мокрые опавшие листья. В этом году их особенно много – как будто деревья спустили с себя две шкуры. На Красной площади прошёл мимо мужика, державшего плакат «Партия мёртвых»; лицо его было едва различимо за бородой и копной грязноватых седых волос. Интересно, подумал Никита, какую партию он имеет в виду? Они же так-то все мёртвые. Или он про поставки? В смысле, новая партия дохленьких. Кто бы это мог быть?..

      Размышляя о достоинствах мертвяков перед зомбированными, он постоял, пропустил подряд три троллейбуса, будто бы накрепко привязанных друг к другу. Перешёл, снова перешёл и оказался почти перед самым «Баром солидарности с борцами против агрессоров мирового империализма», как было набрано бегущей строкой на фасаде «Гевары» – поверх неонового контура Острова Свободы.

      Здесь традиционно толклось много разной, всё чаще мелкой местной живности. Вот и в этот раз из толпы людей в плохих шляпах вынырнул Олень – музыкант из «Саквояжа говна». Его, как и многих тусовочных сородичей, по первоначальному шухеру тоже обняли следкомовцы, но, пожевав, всё же выплюнули. Для Оленя это происшествие имело далеко идущие последствия – ещё в СИЗО ему напрочь оторвало и без того плохо пришитую к реальности башку. Теперь Олень только и делал, что носился по городу, пересказывая параноидальные слухи – иногда более-менее настоящие, но большей частью накипевшие под его вязаной шапочкой.

      Вот и сейчас он моментально притёрся к Никите и затараторил:

      – Второй пацан, Юрасик этот, во всём сознался. Да-да, Ника. Теперь совсем огого-эгегей.

      – В чём «во всём»? – спросил Никита, слегка поморщившись. Олень, как и прочие психонавты, ему надоел.

      – Во всём! Организации, там, подготовке к минированию… будто он ездил специально смотреть, где лучше подложить под опоры.

      – Под какие опоры?

      – Ну так моста. Четвёртого. Мост, говорит, хотели бабахнуть! – Олень показал прорежённые зубы. – Четыре кило тротилового эквивалента!

      – Какого эквивалента?!

      – Сухого, – значительно пояснил Олень и невесело рассмеялся, – сейчас весь эквивалент сухой. Если не обоссышься. Этому чуваку, Юрасику, пальцы на руке обстригли, слышал? Когда тебе отгрызают пальцы, ты и сам под мост заложишь…

      Никита помотал головой и решительно вошёл плечом в барную дверь. Он решил, что Оленя опять взяли в плен галлюцинации. Он не поверил в отрезанные пальцы.

      Зелёное небо над Кабулом

      Никита пересёк предбанник «Гевары», оформленный под оборонительную линию: как бы мешки с песком, как бы дощатые стенки окопов, как бы ящики-хаки. И шарики-шарики-шарики. С чёрными оттисками реквизитов сбора и групп в соцсетях.

      Раздеваться не стал – однопуговичное лёгкое пальто можно и оставить, – прошёл мимо шариков, похлопав пару из них по дутым бокам. Заглянул в ростовое зеркало: кеды бело-синие,