Посох и четки (сборник). Магомед Ахмедов

малой родины, но были сыновьями Большой Родины. Такая была страна, такая была Москва. И разве можно такое забыть?

      Литинститут… Абсолютно прав был Юрий Кузнецов в его оценке, то же самое я могу сказать и о себе: «В моей жизни Литературный институт оказался тем самым рычагом, которым, по Архимеду, можно повернуть мир. Благодаря ему я перевернул свою судьбу…»

      Конечно, самым главным человеком для меня в институте был мой учитель, руководитель нашего поэтического семинара, замечательный критик и человек Александр Алексеевич Михайлов, тот самый, который спас меня при собеседовании. Обсуждения на его семинаре были буйные, бескомпромиссные. Мы не щадили друг друга, ни друзей, ни недругов. Естественно, национальные поэты представляли для обсуждения на семинаре не переводы своих стихов, а только подстрочники, но к ним не было никакого снисхождения: мы всегда, прорываясь к смыслу через дебри подстрочников, довольно четко определяли – есть в стихах поэзия или нет.

      О нашем семинаре очень верно сказал один из лучших преподавателей Литинститута, блестящий знаток русской и мировой поэзии, неповторимый Владимир Павлович Смирнов, который стал мне старшим другом и остается им до сих пор: «Я помню семинар А. А. Михайлова. Чем этот семинар в продолжение долгих лет отличался? Тем, что там под одной крышей могли находиться люди традиционалистического толка и авангардно-модернистического. И Михайлов умел развить в должном направлении и те, и другие задатки, их не подавляя… Не перекраивать на свой лад индивидуальность студента, а развить то, что ему присуще».

      Верность этих слов я почувствовал на себе. В Москву я приехал с чистыми родниковыми стихами гор. Но на второй год обучения, сам того не замечая, попал под влияние модных тогда эстрадных поэтов, мне хотелось побыстрее получить популярность. И вот однажды идет обсуждение этих моих стихов. Вирши так себе, ничего особенного, не лучше и не хуже, чем у других. Кто-то ругает, а кто-то и хвалит. Даже Галина Ивановна Седых, помощница Михайлова, несколько добрых слов уже сказала.

      Но тут слово взял сам Александр Алексеевич. И не оставил камня на камне от этих моих сочинений. Сказал о подражательности, о вторичности, о потере индивидуальности, о попрании традиций.

      Помню, это был зимний день. Шел великий московский снег. Побитый любимым учителем, я покинул семинар. Брел по улицам Москвы, ничего не видя и никого не замечая.

      Лишь поздно вечером дошел до нашего общежития. Там меня встретила наша вахтерша, доброй души человек, тетя Шура.

      – Михайлов несколько раз уже сюда, на вахту, звонил. Спрашивал тебя. Когда бы ты ни пришел, просил обязательно ему перезвонить.

      Я набрал номер учителя. Узнав мой голос, он сказал:

      – Ну, что, получил? Заслуженно получил! Брось заниматься ерундой, вернись к себе, к родине, к истокам. И всё будет хорошо.

      После этого случая он ни разу не назначал обсуждение моих стихов на семинаре без того,