Перстень на пальце. Валерий Пушной

я с тобой не собираюсь говорить, мразь! Хочешь говорить со мной, приди ко мне сам! Заодно заберешь своих баранов! Их здесь в штабель выложили!

      На другом конце наступила минутная тишина. Затем разговор мгновенно прервался. Акламин вопросительно смотрел на Корозова. Удивился его взрыву. Глеб, успокоив дыхание, рассказал Аристарху о сегодняшних звонках ему, о назначенной встрече в кафе «Капля». Об угрозах в адрес Ольги. И о новой, вот прямо сейчас, угрозе по телефону. Судя по случившемуся нападению на его жену, думать о пустословии звонившего не приходилось. Глеб был всерьез обеспокоен. Да и Аристарх, взвесив услышанное, серьезно заметил:

      – Не знаю, что им было нужно от Ольги, но убийство этих двоих может все значительно обострить.

      – Выверни им карманы, – посоветовал Глеб. – Хотя, похоже, в квартире они не шакалили. Ждали Ольгу. И, как видишь, дождались. Я сам, идиот, привез ее! – он оперся ладонями на столешницу, словно собирался встать со стула, но лишь, привстав, ногой немного отодвинул его назад, и вновь сел. – Если бы Исай задержался на какое-то время, может быть, Ольга услышала б их вопросы, а теперь остается только гадать.

      Между тем, Корозов умалчивал о конфликте с Рушкиным. С одной стороны, это было как бы его личное дело, но с другой стороны, кто знает, вдруг между этими событиями не существует никакой связи? Хотя совсем недавно он думал иначе. Мысли разъехались в разные стороны. Глеб хмурился, не зная, какое принять решение, когда в кухню заглянул Исай со звонящим телефоном в руке:

      – Вот, – сказал, протягивая его Глебу, – из кармана одного из убитых.

      Взяв телефон, Корозов, глянув на дисплей, раздраженно воскликнул:

      – Тот же номер, что мне звонил! – включил громкую связь, положил на ладонь, приподнял перед собой, выдохнул. – Я же сказал тебе, мразь, что нет больше твоих баранов! Проверяешь? Убедился?

      Сипловатый голос надсадно прокричал:

      – Это тебе будет дорого стоить! Дороже, чем ты можешь себе представить!

      Взмахами руки и движением губ Акламин попросил Глеба умерить пыл, сбавить тон и протянуть разговор. Сдерживая себя, Корозов заговорил тише без выпадов:

      – Что тебе нужно?

      – Мне нужно – мое! – просипел голос.

      – У меня ничего твоего нет! – усмехнулся Глеб, придавливая в себе вновь вспыхнувшее негодование. – Кто ты, собственно, такой? Ответить можешь?

      – Я все могу! – выдал нахрапистый голос. – И тебя могу на одну ладонь положить, а другой прихлопнуть! Ты допустил оплошность! Не надо было мешать моим племяшкам! Они знали, что делали! За них я тебе горло вырву! Я им вместо дядьки родного был. А у твоей сучки, если она оплошает, сердце вырву!

      Больше сдерживаться Корозов не мог. В конце концов, всему всегда бывает предел. Он снова вспылил, вскакивая с места, тело превратилось в пружину, на щеке овального чуть удлиненного лица пролегла глубокая нервная морщина:

      – За нее я раздавлю тебя, как блоху, мразь!

      В ответ раздался смешок:

      – Раздавить меня у тебя сил не хватит, а вот языком вылизать мои башмаки ты сможешь! Я позволю