Один. Константин Исааков

нужен воздух!

      А как-то раз, ещё до школы, случилась ужасающая история, которая запомнилась 6-летнему Одину на всю оставшуюся жизнь – именно после неё он и уверился: такой бабушки (прекрасной? кошмарной?) точно ни у кого больше нет! Некий хулиганистый пацан невесть за какие «заслуги» насыпал тихому и неагрессивному Лёшичке за шиворот аж целое ведёрко мокрого приморского песочка. С трясущимися от обиды, а паче того от унижения губами малолетний Алексей притащился к скамейке, где бабушка как раз с гордостью орлицы выкармливала своих «птенцов» полдничными фруктами – полдником тогда почему-то называлась не полуденная еда, а та, что после дневного сна. Выпытать у него, что произошло, ей не составило труда.

      Что тут было! Первым делом она, конечно, решительно вытряхнула из внука всё это безобразие, обтёрла ему слёзы и сопли. А потом произнесла одно-единственное слово: «Кто?» Он стыдливо повёл мокрым ещё носом в сторону берега, где рядом с такими же маленькими обалдуями запускал в море камешки тот самый обидчик, убеждённый, как видно, что инцидент исчерпан и можно почить на лаврах. Не тут-то было! В секунду бабушка оказалась рядом с мелким извергом и, к ужасу или восторгу тех или иных окружающих, схватив мальчишку за шиворот, стала возить его физиономией по тому самому увлажненному солёной морской пеной песочку, которым он только что опрометчиво унизил её внука. Сбежались, конечно, тётки-бабки, поднялся групповой ор, пацана из бабушкиных цепких рук вырвали, были крики, в том числе и про милицию, которой надо передать хулиганку-бабушку.

      Гордым «Варягом» развернувшись, бабушка направилась строевым шагом к своей скамейке, по-гвардейски стремительно собрала пожитки – и вся их компания удалилась. А в ответ на кошмар в глазах внука она весело отрапортовала: «Будет знать!»

      Та незабываемая история впоследствии пояснила, расшифровала уже взрослому Одину многое – нет, не в бабушке, а в нём. Почему, например, выросло то, что выросло. Почему и откуда взялось в нём это ненормальное, гипертрофированное желание любви. Безоговорочной! Всепрощающей и всепоглощающей!

      2. Невозможное

      «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Промелькнув еще в годы его детства на 16-й, юмористической странице «Литературки», газеты советской интеллигенции – сомневающейся, но при этом фрондирующей осторожно, умеренно, без демонстративно протестных стояний на Красной площади, была воспринята Лёшкой и даже в некотором смысле им «присвоена» (это – моё!) с горячей благодарностью к неизвестному её автору. Чужие, но именно что присвоенные мысли как раз и формируют в детстве нашу картину мира, и Лешину они сформировали всерьез и надолго – ну да, он был тем самым «книжным мальчиком», которому «навеяло», а он и поверил. А насчёт «нельзя, но… можно» – не было в этом для него вовсе никакой вседозволенности, безответственности вроде папенькиной, никакого «хочу