Ночь накануне. Уэнди Уокер

уже успел вернуться. Он заключил ее в кольцо дружеских объятий.

      – Все будет хорошо. Я тебе обещаю, – заверил он.

      Едва почувствовав, как намокла рубашка друга, она уже не могла сдерживать себя – слезы хлынули ручьем, Роузи больше не чувствовала себя маленькой беспомощной девочкой. Она единственная из них троих знала, что Гейб заблуждается.

      7

      Лора. Второй сеанс.

      Четыре месяца назад. Нью-Йорк

      Доктор Броуди: Почему ты пыталась пробить кулаками стену? Тебе было всего шесть…

      Лора: Возможно, из-за пустяка. Родители часто говорили, будто я делаю из мухи слона. Если бы мне дали палитру всех цветов радуги, я бы все равно смешала все краски в черный.

      Доктор Броуди: Посмотри, что с твоей рукой… У тебя побелели костяшки…

      Лора: Извини… иногда я по-прежнему ощущаю запах штукатурки… Чувствую, как болят синяки…

      Доктор Броуди: У детей, живущих в постоянной опасности, развивается обостренное восприятие. Иногда они правильно оценивают ситуацию, иногда – нет. Но они замечают все.

      Лора: Я не в джунглях выросла.

      Доктор Броуди: Угроза – и эмоциональное отрицание, в них все дело.

      Лора: Ты потерял нить. Как это я эмоционально отрицала?

      Доктор Броуди: Не знаю. Ведь именно с тобой это произошло.

      8

      Лора. Ночь накануне. Четверг, 8 вечера.

      Бренстон, Коннектикут

      Что-то не так с машиной Джонатана Филдза. Да, это «Тойота», а не «БМВ», однако что-то еще не дает мне покоя.

      – Ты любишь музыку? – спрашивает он, когда мы остановились на светофоре. И смеется – наверное, над собой. – Ну и глупости. Конечно же любишь. Я хотел уточнить, какую именно? Я могу поискать что-нибудь на радио.

      Вот в чем дело! Машина оборудована радио. Самым настоящим, с кнопками и ручками. Звук переключается поворотами вправо-влево. Каналы на длинных белых стрелах ищут рычажком, вверх-вниз. Радио с частотной и амплитудной модуляцией. Без спутниковой связи. Без разъемов для айфона и флешек, беспроводной связи. И все же это не допотопная развалина. Машина пахнет как новая. Будто только что из салона.

      Джонатан ищет канал и останавливается на какой-то ерунде вроде «Сорок хитов чего-то там», и я снова чувствую себя четвероклашкой, едущей с бабушкой в машине.

      – Подойдет? – спрашивает он. Смотрит на меня и улыбается. Загорается зеленый свет. Он поворачивает направо с бульвара Шаффер на Гранд-стрит.

      Я колеблюсь, но мне все труднее сдерживать себя. Гранд-стрит не по пути, если мы едем на побережье, и, скажем так, это не самый живописный маршрут. Мы едем по районам, наиболее уязвимым во времена экономического спада.

      – Ты знаешь тайный способ подрезать путь? – интересуюсь я. Не самый удачный вопрос, но все же лучше, чем «Какого хрена ты делаешь?». А именно он вертится у меня на языке.

      Он невозмутим.

      – Нет, – протягивает он с вопросительной интонацией.

      На что я выдаю заготовленный ответ:

      – Просто Шаффер