Огонь каждому свой. Алексей Васильевич Салтыков

и качался вместе со шхуной. Чезаре еле выкарабкался и очутился на набережной портового города Ливорно. Сновали грузчики, матросы, какая-то шпана, важные приказчики в высоких шляпах, проковылял отставной солдат на костылях и одной ноге. Там, на рынке уже шла бойкая торговля рыбой и всякими морскими и заморскими всякостями. Кто-то за спиной у брата Чезаре предлагал кому-то рабыню-девочку: купите рабыню, всего пятьдесят флоринов! Звенели деньги, кричали зазывалы и торговцы, натягивались пружины весов и поясные кисеты. Здесь, пожалуй, место и для воров! Но тебе то, брат Чезаре, чего бояться? За душой ни гроша, а этот свиток, что ты так бережно прижимаешь к груди вряд ли кого-то заинтересует.

      Две пышногрудые бабы вываливали рыбу на чистый стол, и она вздыбливалась, и подпрыгивая блестела своей чешуёй. Длинные миноги норовили ускользнуть со стола, но женщина тюкнула их хорошенько по головам каким-то половником. Но что там – рыба! Монаха на мгновенье привлекли груди работающих женщин – они колыхались вслед движениям рук, а из-под маек проглядывали упругие соски. О, если бы обработать их на кожу, наверно получились бы отменные феррарские волынки.

      – Прости мя, Господи, – прошептал Чезаре, и вспомнил, наконец, о том, что миссия его состоит не в наблюдении за явлениями природы, а в этом свёртке, который он не выпускал из рук, боясь намочить брызгами волн, и который сулил ему изрядный гонорар. А уж с деньжатами можно и попраздновать с какой-нибудь шлюшкой, да не узнает о том моя братия.

      Ливорно.

      Это было время, когда деловитость бросала вызов родовитости, когда возвышались незнатные авантюристы, на гербах которых значатся бобы или прочая поднявшая их утварь, и разорялись родовитые аристократы. На смену сакральности творца шло прагматичное божество мамоны.

      Проходя по юрким улочкам портовой Ливорно, Чезаре поддался-таки искушению, и заглянул в попавшуюся на пути таверну. Заодно, можно узнать и последние новости, – подумал он, и толкнул тяжёлую дверь. Та со скрипом подалась, и увлекая посетителя за ручку, впустила его в этот вечный храм распутства и веселья. Он уселся за свободный столик в самом углу на дубовую лавку, и у подошедшего вестового заказал себе кружку светлого эля.

      – A chi non beve birra, Dio neghi anche l’acqua, – прошептал он вслух, как бы оправдываясь перед незримым оппонентом (Того, кто не пьёт пива, Бог может лишить воды)

      Он осмотрелся. За одним столиком сидел усатый моряк, похожий на пирата, а на коленях у него ёрзала молоденькая шлюшка, уже изрядно подвыпившая. Вестовой принёс эль, и Чезаре мечтательно поднёс к губам край медной кружки. С первыми глотками из-за соседнего столика донёсся до него разговор.

      – А она мне такая и говорит: клянусь святым распятием, такой меня ещё никогда не пронзал, аж до самой матки достал!

      И отхлебнув из кружки, автор истории громко демонстративно закашлялся в смехе…

      – Не пойму я, что творится в этом мире. Всё переменилось, куда делось благочестие этих красоток?

      И говорящий это тип оторвал от жаренной курицы лапу и демонстративно погрозил ею кому-то в воздухе. На столе у