Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь. Алексей Черкасов

Филарет в молодые годы баловался силушкой, сноровкой, смелостью и удалью. Емельян Пугачев наградил Филарета кривой турецкой шашкой и четырехфунтовым золотым крестом, снятым с какого-то важного Божьего пастыря.

      Осеняя себя двоеперстием, Филарет кидался в самую гущу битвы и рубил, рубил антихристов во имя вольной волюшки!

      Не раз Емельян говорил Филарету:

      – Помолимся, брат, чтобы укрепить дух и побить ворогов-супостатов, опеленавших Русь железом. Народ в ярме, а бары в золоте да в холе. Нашей кровушкой питаются, а мы слезами исходим.

      И они молились. Плечом к плечу. А потом брались за пищали, шашки, за деревянные рогатины с железными наконечниками и бились с царским войском до последнего вздоха.

      Не одолели крепость царскую и боярскую – силы не хватило…

      Емельяна упрятали в железную клетку и повезли на казнь; Филарету удалось бежать в Поморье, где он впоследствии утвердил свою крепость веры.

      С Поморья общиною бежали в Сибирь…

      И вот встреча с беглым каторжником, барином…

      «Чем же не потрафил царь-батюшка барину? Чего не поделили? Холопов аль добычи и власти?» – думал Филарет.

      Он подошел к пепелищу – в белых холщовых штанах и в продегтяренных поморских мокроступах на босу ногу, опираясь на высокий посох с золотым набалдашником.

      Огляделся.

      Золотой крест тускло поблескивал.

      Лопарев впервые увидел старца-духовника такого вот торжественного, важного, как сама вечность.

      Минуты три старец к чему-то приглядывался, принюхивался, поводя головою.

      «Спугнул, должно, ведьму Ефимию, – подумал старец, видя, как барин испуганно сгорбился возле колеса телеги. – Ох, искусительница! Как змея, явится и, как змея, уползет – следа не сыщешь».

      Тяжко вздохнул. Грех, грех!

      Поверх белой из тонкого холста длиннополой рубахи опоясан широким кожаным поясом со множеством кармашков, где старец хранил часть золотой казны общины.

      Дорога дальняя, и золота у общины немало, а живут своими харчами. И на Волге урожай вырастили, и вот на Ишиме соберут урожай, а золото тратят в крайнем случае.

      Шурша крылами, на старца налетела летучая мышь и прицепилась к белой рубахе.

      – Изыди, тварь!

      Постоял возле пепелища, прислушался к чему-то.

      – Не спишь, Александра?

      – Не сплю, отец.

      – Ишь, бормочет Ишим, а ветру нет.

      Подошел ближе, поглядел на Лопарева, вздохнул:

      – Пустынники порешили, Александра, прогнать тебя из общины, чтоб не порушилась крепость старой веры. Жалкую вот, куда пойдешь. В чепи али в землю?

      Лопарев не знал, что ответить.

      – Такоже было со мной, когда бежал я от висельников. Войско наше побили, в чепи заковали. А я ушел, Господи помилуй. И познал лютость людскую. О трех деревнях гнатым был, да не изловлен. Голодом маялся и холодом, покуда пустынник не спас мя.

      Стукнул посохом, вознегодовал:

      – Спасен был! А тя вот гоню на погибель. Ладно ли? В оковы