Дни поздней осени. Пушкин. 1833 год. Игорь Смольников

штаб. Литография. 1820-е гг.

      Пушкин любил такие картины. Они радовали глаз, веселили сердце, как и воинственная живость парадов, как весенний ледоход на Неве.

      Стихотворения он так и не закончил, но через два месяца, в Болдине вспомнил его, когда писал вступление к новой поэме «Медный всадник». Там были – не вошедшие, правда, в окончательный текст – такие строки, воссоздающие праздничный образ северной столицы:

      Или крестит средь невских вод

      Меньшого брата русский флот…

      Стихи позволяют прикоснуться к тому безостановочному потоку впечатлений, которые получал Пушкин в то лето и которые сопрягались в его сознании с образами замышлявшихся произведений.

      Главный же источник интересующих его в то лето сведений был в Государственном архиве. Он помещался в левом крыле возведённого недавно Карлом Росси здания Главного штаба.

      Разрешение работать в этом архиве Пушкин получил ещё два года назад. Но то было разрешение на доступ к документам петровской эпохи. В 1833 году Пушкину потребовались бумаги о Пугачёве.

      Министр иностранных дел К.В. Нессельроде после смерти Пушкина сообщал Бенкендорфу: «Покойный камер-юнкер Пушкин занимался в самом доме Министерства иностранных дел прочитыванием и деланием выписок из бумаг, касающихся до царствования императора Петра Великого, и из дел о бунтовщике Пугачёве, для чего отведена была ему особая комната. По мере прочитывания он возвращал даваемые ему бумаги»⁹.

      Чиновничье, казённое по духу и языку (впрочем, иного стиля и не могло быть) свидетельство о допуске поэта к недоступным для большинства людей того времени архивным материалам… Да ведь и Пушкину не так просто далось разрешение заняться пугачёвским архивом. Вначале он вообще опасался раскрывать чиновникам свой интерес к Пугачёву. Тема была запретной.

      Писать о Пугачёве можно было лишь как о бунтовщике и злодее, а о пугачёвском восстании – как о бунте.

      В феврале 1833 года поэт обратился к военному министру А.И. Чернышёву с просьбой разрешить ему просмотреть документы, относящиеся к Суворову. Министр, зная о разрешении Пушкину работать в архиве, но, возможно, не зная, какими именно документами он интересовался всё это время, не заподозрил в его просьбе ничего странного. Он лишь поинтересовался, что именно Пушкину нужно. Тогда Пушкин ответил:

      «Следующие документы, касающиеся истории графа Суворова, должны находиться в архиве Главного штаба:

      1) Следственное дело о Пугачёве

      2) Донесения графа Суворова во время кампании 1794 года

      3) Донесения его 1799 года

      4) Приказы его к войскам».

      Понятно, что Пушкина интересует лишь пункт первый, а три остальных указаны для отвода глаз. Деятельность Суворова в 1794-м, а тем более в 1799 году не имела никакого отношения к Пугачёву, то есть к событиям середины 70-х годов. Равно как приказы его к войскам, ибо, прибыв к финалу пугачёвского восстания, когда сам Пугачёв был уже арестован, Суворов не мог отдавать «приказы» к войскам, воевавшим против восставших.

      Министр просьбу удовлетворил.