Сказки нового Хельхейма. Макс Фрай

дальше носа не видела. Жила как во сне.

      – Так во сне и жила, – пожимает плечами Даха. – Все уходящие видят Ирали во сне. У кого-то сны яркие, полные страстей и событий, а у кого-то, как у тебя, спокойные. В таких хорошо отдыхать. Но теперь всё станет иначе. Сама удивишься! Ты вся дома, целиком, наяву.

      – Я уже чувствую разницу, – энергично кивает Мика. – Мне всё интересно. И хочется срочно съездить на мотоцикле в какой-нибудь отдалённый горный квартал. И длинное приталенное пальто, как мы только что по дороге видели на продавщице цветов. И кофе с земляничным вареньем, как в кофейне Рубина, самой научиться варить. И слушай, мне так нравится этот бар! Раньше, вот честно, не понимала, зачем люди ходят по барам, когда можно собраться и выпить на кухне, или в саду. А зашла сюда и сразу всё поняла. Атмосфера же! В каждом баре своя атмосфера. Своими силами где попало её не создашь.

      – Вот спасибо! – откликается Рахмет из-за стойки. – Удался тебе комплимент.

      – Я хочу, чтобы так и осталось, – говорит Дахе Мика, прижимая к груди кулаки. – Не хочу во Тьму уходить. Никогда. Ни на день, ни на час, ни на минуту, ни даже на десять секунд.

      – Так вопрос вообще не стоит, – улыбается Даха. – Во Тьму ты пойти не сможешь. Ворота закрылись, а ты – не сид.

      – Но у меня же там сын остался. Поэтому… Ну, наверное, надо? – Мика с неожиданной даже для неё самой злостью бьёт себя костяшками кулака по лбу: – Надо, а я не хочу! Но должна. Или нет? Или сын теперь не считается, как во Тьме не считалось всё, что было в Ирали? Ладно, так даже лучше. Какая-то я получаюсь ужасная мать! Я его там любила. Правда, любила. Я помню. А сейчас ничего не чувствую. Как будто сын мне приснился. Но он не приснился. Он есть, он живой, настоящий. Во Тьме сиротой остался. Детей же нельзя бросать.

      – Во-первых, он у тебя давно уже не младенец, – Даха медленно загибает палец, словно только что научилась считать. – Не один, а с отцом остался. Значит, точно не пропадёт. Во-вторых, вернуться во Тьму ты не можешь. Физически. Хочешь, не хочешь, это ничего не решает, твой билет был в один конец. В-третьих, нормально, что ты сейчас ничего не чувствуешь. Ты – не ужасная мать. Просто мы в момент перехода целиком изменяемся. Даже раны, полученные во Тьме за воротами, дома уже не болят. Чем любовь хуже раны? Нет ничего удивительного в том, что дома она прошла. А в-четвёртых, расслабься. Твой сын – настоящий счастливчик. Отличная его ждёт судьба.

      – Ты серьёзно? Или просто меня утешаешь?

      – Зачем тебя утешать? Ты же не умираешь. Жизнь продолжается. Сама увидишь, что дальше будет. Никакого смысла нет врать.

      – А в чём это выражается? «Отличная судьба» – это как?

      Даха умолкает надолго, напряжённо о чём-то думает, наконец говорит:

      – Отличная судьба – это, к примеру, быть сидом Ирали. А твой сын по рождению сид.

      – Откуда ты знаешь? – удивляется Мика. – Ты что, его видела? Днём, пока меня дома не было? Или когда?

      – Да видеть не обязательно. Достаточно знать, что это не кто-то, а именно ты его родила.

      – Так во Тьме же, не дома.